Ложа чернокнижников - [9]

Фелтон сел в автобус. Все происходило как и прежде — до того момента, когда Кроули спросил, хочет ли Фелтон довериться ему. Фелтон ответил просто — да. Две недели спустя он уже был испытуемым ордена Восточного Храма.

Такова была история Фелтона, и я, надо сказать, с удовольствием ее послушал. Тем не менее, даже если предположить, что это подлинная история, а не выдуманная им поучительная притча, я сомневаюсь, что события зимней ночи 1941 года были чем-то действительно сверхъестественным. Думаю, что это могло быть необычайно растянутое deja-vu и что второй визит Фелтона на самом деле был его первым и единственным — с подспудным ощущением «я здесь уже был». В своей «Социологии аномального восприятия» Бернард Хэмилтон объясняет подобные ощущения ложного узнавания тем, что психика ошибочно идентифицирует структурно сообразные, но, по сути, не идентичные социальные ситуации.

Не забыть: надо просмотреть автокомментарий к «Бесплодной земле». Если верить Фелтону, то они просто психоделические. А как насчет Кроули? Он похож на стареющего хиппи.

Кажется, это все, о чем шла речь на дневниковом сеансе, — ах, да, еще Фелтону не понравилось, что я употребил «насадили» применительно к нему, а не к Лоре. Он стал распространяться насчет слов, имеющих отношение к актам взаимной привязанности между людьми. А когда я сказал Фелтону, что те, кто ходит на лекции по Герметической мудрости, считают Лору «секснаставником», он рассмеялся.

— Питер! Твоя откровенность — словно глоток свежего воздуха! И я хочу, чтобы ты был таким же откровенным в своем дневнике. Пиши всю правду без утайки. Питер, мальчик мой, тебя ожидают великие дела. Мы собираемся вознести тебя высоко и показать тебе мир.

Кажется, он собирался еще что-то сказать на эту тему, но потом передумал. Вместо этого он продолжал наставительно говорить о живости стиля. Мой дневник должен был давать ему возможность взглянуть на мир моими глазами.

Под конец Фелтон сказал, чтобы я пришел в следующий вторник ближе к вечеру и принес дневник для проверки (а он, разумеется, приготовит для меня деньги).

— Пиши правду и признавайся во всем, как если бы от этого зависела твоя жизнь. Впрочем, нет. Забудь «как если бы». Твоя жизнь действительно зависит от этого. Поверь мне.

Когда я встал, чтобы идти, он сунул мне экземпляр книги:

— Это «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум» Томаса де Квинси. Де Квинси опубликовал ее в 1821 году. Он был, если хочешь, первым английским хиппи. Надеюсь, что эта книжечка докажет тебе, что можно быть «хипарем» (он с трудом выговорил это слово) и при этом писать хорошую прозу. Продолжай изучать «Теорию и практику магии», но параллельно читай и де Квинси.

Забавный выдался вечер, и я просидел допоздна, записывая все это. Теперь деньги лежат у меня под матрасом. И все же я мысленно возвращаюсь к тому, что сказала Салли в начале этой недели: «Если сатанизм и вправду работает, то почему доктор Фелтон старый, толстый и живет в Швейцарском Коттедже?»

19 мая, пятница

По пути в школу я думал о том, что манера Фелтона читать мой дневник, не обращая ни малейшего внимания на содержание, а только на грамматику и стиль, меня явно достает. (Последнее словечко ему бы точно не понравилось. Ну и ладно.) Еще меня достает то, что мне кажется, я не узнал ничего такого, чего не знал раньше. Получается, что Фелтон — это всего лишь проекция моего сознания и он говорит мне о том, что мне было известно и так. Потом мне пришло в голову, и не в первый раз, что Фелтон и, очень может быть, все, кого я знаю, — это всего лишь проекции моего сознания, другими словами, они — творения моего сна наяву. Я думал об этом, когда утром в автобусе по дороге в школу Св. Иосифа столкнулся с Робертом Дрейперсом. Роберт по-прежнему неравнодушен к черным свитерам с высоким воротником, в стиле битников, и сандалиям на босу ногу. Руки у него дрожали, и видок был еще тот. Поскольку я был при деньгах, я накормил его поздним завтраком. Он приехал в Лондон для собеседования в колледже востоковедения и африканистики, где надеется провести исследование по истории ислама. Еще он шустрит насчет жилья на будущий год. Он протянул мне жестяную коробку шемы — жевательного табака, которую прикупил в Алжире. Серебристая жестянка, покрытая зловещими восточными письменами, выглядит клёво. Вот только не думаю, что стоит мешать шему с завтраком.

Роберт спросил про Салли. Мне кажется, она ему нравится, но он всегда боялся ей об этом сказать. Еще Роберт спросил про Майкла, потом захотел узнать о моих исследованиях, а когда я ему рассказал, он ответил, что у меня могут возникнуть серьезные проблемы и что в моей методологии есть уязвимые места. Еще я ему рассказал, что я в Ложе чернокнижников и у меня сейчас испытательный срок перед посвящением. Он не мог понять, зачем мне это понадобилось, и я, признаться, затруднился ему объяснить. Но в общих чертах, мне кажется, вот зачем. Я — ничто, пока не свяжу себя какими — либо обязательствами. До сих пор я смотрел на жизнь как на разложенные в витрине товары. Я должен посвятить себя какой-либо идее полностью. Более того — это не должно быть связано с какими-либо разумными доводами. Нельзя менять идеологию как перчатки. Если уж выбрал одну, отдайся ей целиком. Только подчинившись чему-либо целиком, можно проникнуть в суть. Человек чувствует себя по-настоящему живым только тогда, когда он бросается со скалы. Но Роберт ответил, что я все перевираю и что, бросаясь со скалы, человек определенно чувствует себя покойником. Это в его манере — прикинуться тупым, просто затем, чтобы одержать верх в споре.