Ложь - [2]

Ханли быстро взял себя в руки и присел обсудить приближающееся событие со всей серьезностью, какой оно заслуживало. Мэри, как могла, отвечала на его деловые вопросы и, когда Томас закончил, подошла к нему и обвила его шею руками.

- Дорогой, - прошептала она, - ты надеешься, что это будет девочка?

Ее глаза были влажны, а голос дрожал от ожидания нежности.

Ханли поднялся.

- Почему, конечно нет, - ответил он, - это должен быть мальчик.

И, выйдя из комнаты, он поднялся к себе.

Мэри села на оставленный им стул и впервые заплакала с тех пор, как они поженились. В конце концов она сама удивилась собственной слабости. С какой стати, думала она, следовало ожидать, что Томас Ханли поведет себя иначе? Поскольку у него нет чувств, то нечего и удивляться, что он никак не выражает их.

Другой мог бы, по крайней мере, притвориться, чтобы порадовать жену, но только не Томас Ханли, который никогда не лгал даже себе. Мэри вспомнила, что мать предупреждала ее, чтобы она не ждала нежности от своего супруга, и с горечью подумала, что Томас, наверное, и сейчас упрекает себя за те случайные эмоции, которые он только что не сумел скрыть.

Месяцы шли быстро. Осень пролетела; яркие красные и более спокойные бурые краски сменились тоскливой наготой ветвей; холодная зимняя тишина подкралась незаметно вместе со скукой своих длинных нескончаемых ночей и фальшивым бриллиантовым блеском недолгих дней, а потом также незаметно уступила место резким ветрам и мартовской талой воде и грязи; и вот мир снова проснулся к радостному приходу весны.

Как хорош воздух! Как зеленеет трава! Какими прекрасными трелями птицы встречают обновление жизни, и как на ветерке молодые побеги с едва вскрывшимися почками кивают друг другу в невинном восхищении!

Мэри ощущала этот неизменно возвращающийся зов природы и находила ответный голос в своей душе. В первые несколько месяцев после свадьбы, подавленная холодностью Ханли и уставшая от праздных развлечений, которые так радовали ее раньше, она иногда задавалась вопросом, для чего же появилась на свет. Теперь Мэри знала ответ.

Сидя у распахнутого окна за вышиванием крошечного платьица, предназначавшегося явно не для нее, Мэри мечтательно закрыла глаза, чтобы утаить от внешнего мира волну тонких эмоций, нахлынувшую на нее.

Мэри, как испорченный ребенок, которым и была когда-то, пыталась теперь сама управлять своей жизнью.

Маленькая одежда, разбросанная вокруг в восхитительном беспорядке, уже вся была оторочена синим. Синие ленты нынче в моде в Бертоне, а Мэри была модницей.

Она даже вышила имя на маленьких наволочках, надежно спрятанных в комоде. Имя было Дороти.

Ханли - я чуть не сказал "бедный Ханли", - продолжая придерживаться своего безукоризненного безразличия, испытывал при этом некоторые трудности. Даже больше: он находился на грани того, чтобы вообще расстаться с собственными принципами. Когда вечером он возвращался домой и находил Мэри за ее бесконечным делом любви, когда он видел взгляд, исполненный невыразимой нежности, которым она неизменно встречала каждое малейшее выражение осознания им надвигающегося события, Томасу хотелось обнять ее и не отпускать уже никогда.

Но привычки, вырабатываемые целую жизнь, отбросить не так легко, особенно когда они укреплялись всей силой упрямой воли. Ханли заставлял себя довольствоваться тем, что окружал жену исключительными удобствами и заботой, и был действительно уверен, что поступает правильно. Он всегда считал собственный разум полностью самодостаточным, и не мог представить себе существование души, требовавшей чего-то иного.

Иногда Ханли раздражала настойчивость Мэри в том, что казалось ему детским капризом.

Хотя он и избегал любых дальнейших разговоров на спорную тему, не мог понять, почему жена думала, что это не будет сын, который стал бы наследником и увековечил бы имя и дело Ханли. Много раз, сталкиваясь с тем или иным проявлением собственного мнения Мэри по данному поводу, он с трудом удерживал язык за зубами.

Событие, которого они оба так ждали - Мэри с простым, нежным нетерпением, Ханли с внешней прохладцей, - все-таки подоспело неожиданно и почти без предупреждения. Это случилось одним июньским вечером. Ханли после на редкость тяжелого рабочего дня пришел рано и, что было в порядке вещей, тут же улегся спать.

Разбуженный служанкой, он услышал за дверью встревоженные голоса.

- Что там? - спросил он в полусне.

- Миссис Ханли звала вас, - ответили ему.

Ханли привстал.

- Это?..

- Да.

Служанка торопливо вышла, и Ханли, одевшись так быстро, как только сумел, последовал за ней. В коридоре он обнаружил кухарку и прачку, возбужденно перешептывавшихся в углу. Везде горел свет. Дверь в комнату Мэри была открыта.

- Что вы здесь делаете? - потребовал ответа Ханли. - Где Симмонс?

Все вздрогнули от звука его голоса.

- Он пошел за доктором и миссис Барбер, - проговорила кухарка. - Мы... нам... можно нам остаться здесь, в коридоре?

Из комнаты послышался голосок Мэри, легкий и нежный.

- Конечно, вы можете остаться, - сказала она. - Поди сюда, Мэгги.

Простое лицо старухи кухарки озарилось улыбкой, а глаза наполнились слезами. Иногда даже Мэгги бывают чудесными.