Ложь и любовь - [3]

А сердце ныло, сердце болело… Дэвид отдавал себе отчет в том, что, стоит ей появиться в его жизни снова – и он опять потеряет голову. Сейчас вроде все улеглось. Боль не ушла. Она жила где-то внутри своей особенной жизнью, забравшись в самый далекий уголок сердца. Не изводила, не мучила, как раньше, но и не отпускала. Она временами напоминала дикого зверя, загнанного в клетку.

Идти домой не хотелось. Прогуляться? Пожалуй. Он прошел еще немного по улице, потом свернул и побрел вдоль автострады. Свет фар несущихся навстречу машин ударил в глаза, городской шум ворвался в тишину его сознания. Видимо, на улице и раньше было шумно, но Дэвид, увлеченный своими мыслями, этого не замечал. Зайти к друзьям? Недалеко, всего в двух кварталах отсюда, жила семья одного из его коллег по работе, французского эмигранта. Дэвид любил бывать у Этьенов. Пожалуй, эти люди были его единственными хорошими знакомыми в Базеле. Они жили в небольшом двухэтажном доме, в старой части города. Жюльен и Катрин были поистине образцовой парой: влюблены друг в друга по уши, однако это сильное чувство не мешало ни одному, ни другой строить собственную карьеру. Они преуспели и на демографическом фронте: через семь месяцев после свадьбы в их доме появились очаровательные близнецы: Мартен и Антуан. Теперь им уже было по шесть лет.

Дети. Дэвид всегда хотел детей, много детей, чтобы было весело, но Элизабет не соглашалась. Все чего-то боялась, ждала, словно предчувствовала скорую разлуку. Только теперь Дэвид осознал, как ему повезло. А если бы у них действительно были дети? Насколько тяжелее тогда он переносил бы разлуку. Мысль о самоубийстве в то время посещала его слишком часто; будь у них дети, он, возможно, поддался бы ей. Хотя, может, ему, наоборот, было бы легче. Кто знает…

В окошке нижнего этажа дома Этьенов горел свет, на втором этаже было темно – дети спали. Дэвид отворил железную калитку, прошел через сад по выложенной булыжником дорожке и позвонил.

Дверь ему открыл Жюльен.

– Ты, никак, ходил на спектакль? – улыбнулся он, пропуская гостя вперед.

Дэвид кивнул.

– И, представь себе, не пожалел.

– Представь себе – мы тоже, – съязвил Жюльен.

– Как? И вы ходили? А кто кричал еще вчера, что терпеть не может театра, кто с пеной у рта доказывал, что это отживший вид искусства, на смену которому пришло кино! Позволь спросить… – Дэвид изобразил изумление в последней стадии. – А! Теперь я начинаю понимать. Глупец! Несчастный! – Он схватился за голову, прошел в комнату и эффектно повалился на диван. – О, прозорливость! Просвети безумца! Не нужен никому, скиталец! Обманут ты…

– Браво! Браво! – зааплодировали Жюльен и Катрин.

– Актеры сегодня играли прекрасно, но ты неподражаем! – Жюльен опустился рядом на диван. – И все же объясни смысл своей тирады, что ты имел в виду?

– Что ты специально спорил со мной вчера. – Дэвид изобразил напыщенное самодовольство. – Ты спорил со мной, чтобы я ушел в полной уверенности, что вы не идете. А вы просто не хотели, чтобы я путался у вас под ногами, обманули, бросили и ушли вдвоем. Мог бы не разыгрывать спектакля, просто попросил бы. Я – что? Я бы ушел.

Он стал демонстративно рассматривать ногти.

– Как вы посмели! – Жюльен вскочил как ошпаренный. – Нас! Обвинить в подобном заговоре! Какой позор и дому оскорбленье! Простите, но теперь я вынужден просить, чтоб вы убрались с глаз моих долой. – Он гордо вскинул подбородок и отошел к окну, скрестив руки на груди.

Дэвид тоже встал.

– Да как вы смеете! Я – лжец? – Он схватил со столика дамскую перчатку, которую, видимо, положила сюда Катрин. Увидев, что ее муж и Дэвид начали дурачиться, она только покачала головой и пошла приготовить чай.

Дэвид подошел решительным шагом к Жюльену и бросил перчатку ему в лицо.

– Я вызываю вас! Дуэль! – грозно закричал он. – Завтра в пять утра я жду за городом. Придите или я ославлю вас как труса по всем гостиным. Оружие я предоставлю выбрать вам. – Дэвид сделал самую серьезную мину, на какую только было способно его лицо, и многозначительно добавил: – Гранаты, танки, пушки – чур, не выбирать!

Жюльен и глазом не моргнул, но лицо его стало бледным, напряженным.

– Я принимаю вызов ваш, – медленно, словно задумавшись, произнес он. – Да, я принимаю. – Жюльен наклонился и поднял перчатку. – Но зачем же нам рассвета ждать: сейчас же и решим, кто прав из нас.

Он вышел в коридор и через секунду вернулся с двумя длинными зонтами с загнутыми ручками. Один был черный и принадлежал ему самому, другой, серебристый, обычно носила Катрин. Жюльен взял себе зонт жены.

– Пусть видят боги, правда на моей лишь стороне, оружие благочестиво, а вы – сражайтесь черным.

Он подал черный зонт Дэвиду.

– Вас не спасет оружия расцветка, и, впрочем, боги тоже не спасут, – холодно заметил Дэвид. – Вы умрете, а смерти черный больше бы к лицу. Но я сказал, я слово дал, и выбор, как видите, за вами. Что ж, начнем.

Он стал в стойку, эффектно отвел назад левую руку, а правую с зонтом выставил вперед.

– Ваш вызов принят, защищайтесь! – взревел Жюльен и бросился на него. В процессе атаки он задел сразу два стула, и те с грохотом опрокинулись.