Ложь - [48]

Шрифт
Интервал

Она посмотрела на Чилкотта.

— Знаменитая операция по шунтированию?

— Совершенно верно.

— Этот смешной коротышка! — громко воскликнула Мег.

— Мег, прошу тебя.

Она отодвинулась от стола, откинулась на спинку кресла.

— Все доктора мнимые, — сказала она, на сей раз, однако, не повышая голоса. — Все до одного.

— Пойдем-ка навестим Лили. По-моему, очень хорошая мысль.

— Сперва выпьем, — решила Мег. — Я намерена заказать еще и настоятельно рекомендую тебе сделать то же самое. — Она снова придвинулась на край кресла, достала из кармана зажигалку и ярко-красную пачку «Дюморье».

Этой зажигалки я никогда у нее не видела — изящная газовая штучка в оправе из слоновой кости, с серебряной крышечкой.

— Ты не ее потеряла на пляже? — спросила я, совершенно бездумно.

— Потеряла?

Мег побледнела. А на зажигалку посмотрела так, словно та жгла ей руку.

— Это ее стащил мальчишка?

— Нет-нет.

— Ладно… В общем-то, дело не мое.

— Совершенно верно.

Мег успела закурить и собиралась спрятать зажигалку. Я отметила, что она едва не сунула ее в правый карман, из которого достала, в тот самый, куда затолкала то, что стащил мальчишка, а потом — на полпути — передумала и опустила зажигалку в левый карман. Другой рукой она играла на столе пачкой «Дюморье».

— Как теперь выпендриваются с упаковкой, правда? — сказала она.

Я не ответила. Сама она никогда не выпендривается. Ее «упаковка» предельно проста. Сегодня на ней была защитного цвета юбка и одна из Майкловых рубашек. Ей всегда нравились мужские рубашки, и она умела их носить. Эта была белая, с открытым воротом.

— Почему ты не покажешь мне фотографии? До смерти хочется посмотреть. — Она делала знак Робину. — Хочешь еще «вирджин», Несс?

Я покачала головой, подняла с полу холщовую сумку, поставила на пустое соседнее кресло и начала искать конверты с фотографиями.

Бар уже заполнился — все двенадцать столиков и все табуреты были заняты.

Я наконец достала все четыре толстых конверта и положила на стол.

— На некоторых тут только айсберг. Ими, пожалуй, можно гордиться. А на других…

— Смерть Колдера, — докончила Мег.

— Жутковато звучит. — Я даже растерялась.

— Жутковато, зато правда. Разве не так?

Знала бы она, до какой степени жутковато.

Робин принес Мег вторую двойную «кровавую Мэри» и забрал пустой стакан.

— Без устали фотографируете, а, мисс Ван-Хорн? — сказал он, глядя на конверты. — Гостиницу снимали?

Я не успела рта раскрыть, как Мег ответила:

— Нет, здесь вчерашние события на пляже.

— Айсберг?

— Отчасти…

— Н-да, — наугад сказал Робин, — скверная история… с мистером Маддоксом.

— Да, — кивнула я. Уклончиво.

Мег между тем раскладывала фотографии на столе, изучая их критическим взглядом. Дым сигареты вился вокруг нее. Робин пошел обслужить другой столик, и Мег принялась передвигать снимки, в порядке событий.

— Потрясающе. Снимки в самом деле очень хорошие, Ванесса. Освещение изумительное.

Я заметила, что фотографии айсберга она отодвинула в сторону и сложила стопочкой, одну на другую, а остальные разложила рядами, по порядку.

— Пожалуйста, не ставь на них стакан. Томатный сок — уже паршиво, а спиртное для фотографий вообще смерть.

Я чувствовала растущее напряжение. Мне не нравилось то, чем она занималась. Совершенно незачем выставлять мои снимки на всеобщее обозрение в баре. И вообще где угодно. Только не эти. И тем более не в присутствии Таддеуса Чилкотта.

— Может, посмотришь в другой раз? — спросила я.

Брови Мег взлетели вверх в насмешливом удивлении.

— Ну-ну! Мне ты не доверяешь! Зато Найджелу Форестеду даешь «зеленую улицу»!

Я не знала, что сказать. Она застала меня совершенно врасплох. Я не могла соврать, будто разрешила Найджелу посмотреть фотографии, тем паче у меня в спальне. Но и сказать, что не разрешала, тоже не могла. Ведь Мег тотчас смекнет, что я тогда была в комнате и слышала их разговор. Что она подумает обо мне — и о фотографиях? Разумеется, она наверняка догадалась об их важности, хотя едва ли могла догадаться, чем эта важность обусловлена.

Но мне повезло.

Джон, лифтер-певун, быстро вошел в бар, направился к нашему столику и вручил мне записку.

— Просили вам передать, мисс Ван-Хорн, — сказал он и с улыбкой добавил: — Я смотрю, вы нашли миссис Риш.

— Да. Спасибо, Джон.

Напевая все ту же песенку про айсберг, Джон зашагал прочь. Я развернула записку — просто сложенный вчетверо листок бумаги, а краем глаза пристально следила за столиком, где окопались Барри — Грин — Чилкотт, за их глазами, ушами и стетоскопами.

Сама записка была банальна.

Приходи на Выступ. Срочно. Лоренс.

Мег не обращала на меня внимания. Увлеченно изучала фотографии. Я осторожно откинулась на спинку кресла и глянула через плечо.

За сеткой, на Выступе, я увидела Лоренса. Он ждал. Спиной ко мне.

— Извини, я отлучусь ненадолго.

— Ладно, — сказала Мег, не отрывая взгляда от фотографий. — А когда вернешься, пойдем к Лили.

Думаю, моего ухода никто не заметил. Арабелла наблюдала за Таддеусом Чилкоттом, а тот наблюдал за Мег. Зря я дала ей фотографии, ох зря.


92. На террасе Лоренс сказал мне:

— Я заметил нашего друга доктора и, понятно, не мог зайти в бар. Очень рискованно, знаешь ли, сидеть в той же комнате.


Еще от автора Тимоти Финдли
Пилигрим

Человек, не способный умереть, снова — в очередной раз! — безнадежно пытается совершить самоубийство — а попадает «под прицел» самого Карла Густава Юнга…Каким же окажется «личное бессознательное» пациента, прожившего — притом без малейшего желания — уже четыре тысячи лет?!Перед вами — блистательный «черный юмор» и изысканный постмодернизм, топко стилизованный под «психологический реализм». Возможно ли такое?А — почему бы и нет?


Если копнуть поглубже

Тимоти Ирвин Фредерик Финдли, известный в литературных кругах как ТИФФ (1930–2001) — один из наиболее выдающихся писателей Канады, кавалер высших орденов Канады и Франции. Его роман «Войны» (The Wars, 1977) был удостоен премии генерал-губернатора, пьеса «Мертворожденный любовник» (The Stillborn Lover, 1993) — премий Артура Эллиса и «Чэлмерс». Т. Финдли — единственный канадский автор, получивший высшую премию Канадской литературной ассоциации по всем трем номинациям: беллетристике (Not Wanted on Voyage, 1984), non-fiction (Inside Memory: Pages from a Writerʼs Workbook, 1990) и драматургам (The Stillborn Lover, 1993)


Рекомендуем почитать
Жизни, которые мы не прожили

На всю жизнь прилепилось к Чанду Розарио детское прозвище, которое он получил «в честь князя Мышкина, страдавшего эпилепсией аристократа, из романа Достоевского „Идиот“». И неудивительно, ведь Мышкин Чанд Розарио и вправду из чудаков. Он немолод, небогат, работает озеленителем в родном городке в предгорьях Гималаев и очень гордится своим «наследием миру» – аллеями прекрасных деревьев, которые за десятки лет из черенков превратились в великанов. Но этого ему недостаточно, и он решает составить завещание.


Наклонная плоскость

Книга для читателя, который возможно слегка утомился от книг о троллях, маньяках, супергероях и прочих существах, плавно перекочевавших из детской литературы во взрослую. Для тех, кто хочет, возможно, просто прочитать о людях, которые живут рядом, и они, ни с того ни с сего, просто, упс, и нормальные. Простая ироничная история о любви не очень талантливого художника и журналистки. История, в которой мало что изменилось со времен «Анны Карениной».


День длиною в 10 лет

Проблематика в обозначении времени вынесена в заглавие-парадокс. Это необычное использование словосочетания — день не тянется, он вобрал в себя целых 10 лет, за день с героем успевают произойти самые насыщенные события, несмотря на их кажущуюся обыденность. Атрибутика несвободы — лишь в окружающих преградах (колючая проволока, камеры, плац), на самом же деле — герой Николай свободен (в мыслях, погружениях в иллюзорный мир). Мысли — самый первый и самый главный рычаг в достижении цели!


Котик Фридович

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Подлива. Судьба офицера

В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.


Записки босоногого путешественника

С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.


Если однажды зимней ночью путник

Книга эта в строгом смысле слова вовсе не роман, а феерическая литературная игра, в которую вы неизбежно оказываетесь вовлечены с самой первой страницы, ведь именно вам автор отвел одну из главных ролей в повествовании: роль Читателя.Время Новостей, №148Культовый роман «Если однажды зимней ночью путник» по праву считается вершиной позднего творчества Итало Кальвино. Десять вставных романов, составляющих оригинальную мозаику классического гипертекста, связаны между собой сквозными персонажами Читателя и Читательницы – главных героев всей книги, окончательный вывод из которого двояк: непрерывность жизни и неизбежность смерти.


Избранные дни

Майкл Каннингем, один из талантливейших прозаиков современной Америки, нечасто радует читателей новыми книгами, зато каждая из них становится событием. «Избранные дни» — его четвертый роман. В издательстве «Иностранка» вышли дебютный «Дом на краю света» и бестселлер «Часы». Именно за «Часы» — лучший американский роман 1998 года — автор удостоен Пулицеровской премии, а фильм, снятый по этой книге британским кинорежиссером Стивеном Долдри с Николь Кидман, Джулианной Мур и Мерил Стрип в главных ролях, получил «Оскар» и обошел киноэкраны всего мира.Роман «Избранные дни» — повествование удивительной силы.


Шёлк

Роман А. Барикко «Шёлк» — один из самых ярких итальянских бестселлеров конца XX века. Место действия романа — Япония. Время действия — конец прошлого века. Так что никаких самолетов, стиральных машин и психоанализа, предупреждает нас автор. Об этом как-нибудь в другой раз. А пока — пленившая Европу и Америку, тонкая как шелк повесть о женщине-призраке и неудержимой страсти.На обложке: фрагмент картины Клода Моне «Мадам Моне в японском костюме», 1876.


Здесь курят

«Здесь курят» – сатирический роман с элементами триллера. Герой романа, представитель табачного лобби, умело и цинично сражается с противниками курения, доказывая полезность последнего, в которую ни в грош не верит. Особую пикантность придает роману эпизодическое появление на его страницах известных всему миру людей, лишь в редких случаях прикрытых прозрачными псевдонимами.