Ложь - [32]

Шрифт
Интервал

— …обращались с ним так, будто он более чем достоин их доверия, — докончила я.

Мы прямо воочию видели Найджела Форестеда, его выход на пляж в образе мистера Форестера.

— Что он говорил им по телефону, Ванесса, как ты думаешь? Я пас.

Я молчала.

— Если они поехали не в ту гостиницу, — заметила Петра, — то он, должно быть, забыл им сказать, откуда звонит.

— Забыл? — На сей раз Лоренс не выказал раздражения — ни ее присутствием, ни ее репликой.

— Ну, если он такой спесивый, напыщенный осел, — пояснила Петра, — то с него вполне станется полагать, что им наверняка известно, откуда он звонит.

— Может быть, хотя и сомнительно, — обронила я.

— Продолжай, — сказал Лоренс. — К этому можно вернуться позднее. Давай-ка потолкуем насчет того, что они не знали, о чьем трупе идет речь. Вопрос такой: пусть даже Колдер Маддокс умер своей смертью, но готов ли Найджел Форестед, этот важный дипломат, так прямо и сообщить?

— Нет, — ответила я. — Тут я уверена на все сто процентов. Регламент, которым он руководствуется, определенно запрещает обсуждать по телефону личность пострадавшего. Особенно если это — националы.

Петра неожиданно расхохоталась. Я сердито посмотрела на нее и докончила:

— …но значимая фигура.

Петра пожала плечами.

— Я думала, ты скажешь: национальное достояние.

Я вернулась к начатому портрету Найджела, втиснувшегося в душную парилку телефонной кабины. Описала, как он следил за Джуди, портье, желая убедиться, что она не подслушивает. Ведь как-никак мы имеем дело с человеком, который семью бросит, чтобы спасти портфель с документами, и для которого на первом месте протокол и самосохранение. Такой человек безусловно сочтет необходимым утаить имя покойного, но, с другой стороны, — Найджел есть Найджел! — наверняка подчеркнет его значимость. Значимость покойного придавала вес его звонку, а следовательно, и ему самому.

— Ну хорошо, — сказал Лоренс. — Теперь позволь мне сделать еще один шаг. Допустим, Найджел сообщил полиции что-то вроде: Срочно пришлите наряд, я настаиваю, потому что у нас тут скончалась очень важная персона. На пляже. Если соединить это с их заявлением (мы заехали не в ту гостиницу) — что же тогда получается?

— То самое. Полуторачасовое опоздание, — подытожила я.

Петра скинула туфли и с видом эксперта, которому известно то, о чем другие могут лишь догадываться, произнесла:

— Они поехали в «Пайн-пойнт-инн», поскольку там действительно находится некто, чья смерть — имей она место — гарантировала бы появление трех полицейских экипажей вкупе с самим начальником полиции. Причем без единого звука…

Мы воззрились на нее.

— Ну как же, — сказала она. — Это чистая правда. Я тут никаких сирен не слыхала. В смысле, когда они ехали к «Пайн-пойнт-инну».

Лоренс молчал. Я тоже.

А Петра, как ни в чем не бывало, продолжала:

— Когда же они обнаружили ошибку и двинули по пляжу к «Аврора-сэндс», сирены работали на полную мощность.

— Давай дальше, — сказал Лоренс очень тихо.

— Что значит «давай дальше»? — спросила Петра. — Я же сказала вам, что произошло.

— Нет, не сказала, — возразил Лоренс. — Ты не объяснила, почему они добирались целых полтора часа.

— У меня нет ответа. Пусть кто-нибудь другой объясняет.

— Ладно, — сказал Лоренс. — По-моему, тут есть какая-то связь с важной персоной из «Пайн-пойнта».

— Как насчет доктора Чилкотта? — спросила я. — Он-то как сюда вписывается?

Для Петры это была не проблема.

— Когда там узнали, что наш очень важный покойник не кто иной, как Колдер Маддокс, они спешно отрядили очень важного доктора выяснить, что с ним стряслось.

Очень важный доктор? Чилкотт? Я недоумевала.

— Господи, ну конечно! — воскликнул Лоренс.

Я по-прежнему недоумевала.

— Ванесса, у него же практика в Бетесде[14], Мэриленд, — сказала Петра. — Ты разве не знала?

Я похолодела. Потом мне стало жарко. Кровь бросилась в лицо.

Арабелла Барри была права. Я попросту не врубилась, когда она сказала, что я его знаю. Опять то же самое, сосредоточенность и память.

Доктора Чилкотта я «знаю» так же, как его «знает» большинство людей, которые три года назад изо дня в день видели его по телевизору, несколько недель кряду, после того как президенту сделали аортокоронарное шунтирование. Каждый вечер, чуть не целый месяц, доктор Чилкотт появлялся в шестичасовых новостях.

Вероятно, на пляже меня ввели в заблуждение габардиновое пальто, вечерний костюм и шляпа. А ведь не должны бы. Перелистываю свои заметки и вижу, что, рассказывая о том, как он склонялся над Колдером, записала: небольшого роста, безукоризненно одетый, аккуратный. Именно эти качества так поразили нацию, когда три года назад он держал в своих руках жизнь нашего президента.

Не рискну предположить, кто именно находится на том конце пляжа. Даже знать не хочу.


68. В конце этого разговора мы трое были совсем другими людьми. Теперь мы чувствовали, что кое-что знаем. А это большая разница: все равно что подозревать у себя рак и знать, что болен раком.

— О смерти Колдера в газетах даже не упомянуто, — сказала я. — Ни единым словом. Нигде.

— Знаю, — отозвался Лоренс. — Просмотрев газеты, я как раз и решил изучить дорогу.

— Ты с самого начала понял, что он лжет, верно? В смысле, доктор Чилкотт. Тебя это тревожило еще вчера вечером. Я хорошо помню.


Еще от автора Тимоти Финдли
Пилигрим

Человек, не способный умереть, снова — в очередной раз! — безнадежно пытается совершить самоубийство — а попадает «под прицел» самого Карла Густава Юнга…Каким же окажется «личное бессознательное» пациента, прожившего — притом без малейшего желания — уже четыре тысячи лет?!Перед вами — блистательный «черный юмор» и изысканный постмодернизм, топко стилизованный под «психологический реализм». Возможно ли такое?А — почему бы и нет?


Если копнуть поглубже

Тимоти Ирвин Фредерик Финдли, известный в литературных кругах как ТИФФ (1930–2001) — один из наиболее выдающихся писателей Канады, кавалер высших орденов Канады и Франции. Его роман «Войны» (The Wars, 1977) был удостоен премии генерал-губернатора, пьеса «Мертворожденный любовник» (The Stillborn Lover, 1993) — премий Артура Эллиса и «Чэлмерс». Т. Финдли — единственный канадский автор, получивший высшую премию Канадской литературной ассоциации по всем трем номинациям: беллетристике (Not Wanted on Voyage, 1984), non-fiction (Inside Memory: Pages from a Writerʼs Workbook, 1990) и драматургам (The Stillborn Lover, 1993)


Рекомендуем почитать
Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!


Записки поюзанного врача

От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…


Из породы огненных псов

У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?


Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Если однажды зимней ночью путник

Книга эта в строгом смысле слова вовсе не роман, а феерическая литературная игра, в которую вы неизбежно оказываетесь вовлечены с самой первой страницы, ведь именно вам автор отвел одну из главных ролей в повествовании: роль Читателя.Время Новостей, №148Культовый роман «Если однажды зимней ночью путник» по праву считается вершиной позднего творчества Итало Кальвино. Десять вставных романов, составляющих оригинальную мозаику классического гипертекста, связаны между собой сквозными персонажами Читателя и Читательницы – главных героев всей книги, окончательный вывод из которого двояк: непрерывность жизни и неизбежность смерти.


Избранные дни

Майкл Каннингем, один из талантливейших прозаиков современной Америки, нечасто радует читателей новыми книгами, зато каждая из них становится событием. «Избранные дни» — его четвертый роман. В издательстве «Иностранка» вышли дебютный «Дом на краю света» и бестселлер «Часы». Именно за «Часы» — лучший американский роман 1998 года — автор удостоен Пулицеровской премии, а фильм, снятый по этой книге британским кинорежиссером Стивеном Долдри с Николь Кидман, Джулианной Мур и Мерил Стрип в главных ролях, получил «Оскар» и обошел киноэкраны всего мира.Роман «Избранные дни» — повествование удивительной силы.


Здесь курят

«Здесь курят» – сатирический роман с элементами триллера. Герой романа, представитель табачного лобби, умело и цинично сражается с противниками курения, доказывая полезность последнего, в которую ни в грош не верит. Особую пикантность придает роману эпизодическое появление на его страницах известных всему миру людей, лишь в редких случаях прикрытых прозрачными псевдонимами.


Шёлк

Роман А. Барикко «Шёлк» — один из самых ярких итальянских бестселлеров конца XX века. Место действия романа — Япония. Время действия — конец прошлого века. Так что никаких самолетов, стиральных машин и психоанализа, предупреждает нас автор. Об этом как-нибудь в другой раз. А пока — пленившая Европу и Америку, тонкая как шелк повесть о женщине-призраке и неудержимой страсти.На обложке: фрагмент картины Клода Моне «Мадам Моне в японском костюме», 1876.