Ловушка времени - [56]

Когда и это не поможет, евреев станут открыто убивать, ставя перед выбором: принять христианство или умереть, и евреи будут часто выбирать смерть. Все это будет продолжаться долго, очень долго, почти две тысячи лет, пока вдруг отравленное дерево ненависти, тщательно ухоженное церковью, не даст, наконец, ядовитый плод – появится нацизм, который превратит ненависть к евреям в специальную науку, объяснив: зло в мире существует только потому, что существуют евреи, и если люди хотят искоренить зло, они должны прежде всего истребить евреев.

Нацисты сравнят еврейский народ с вредными насекомыми, которых необходимо уничтожить. И они преуспеют в этом. Целое государство будет поставлено на службу идее уничтожения евреев. Будет создана прекрасно отлаженная машина уничтожения, которая за несколько лет перемелет, превратив в пепел и прах, шесть миллионов евреев...

Вот к чему должна привести казнь, как вы говорите, забавного провинциального проповедника, которая произойдет через несколько дней в Иерусалиме... Надеюсь, теперь вам ясно, что мы должны любой ценой предотвратить эту казнь.

Кравченко замолчал, переводя дух. Последовало долгая пауза.

– Что ты предлагаешь? – спросил Ханан.

– Мне кажется, что вы как люди, облеченные властью, можете изолировать этого человека. Его нужно задержать, арестовать, сделать все что угодно, лишь бы он избежал казни. Может быть, его нужно продержать в изоляции, не знаю где, здесь или в другом месте, до конца праздников, а потом под конвоем отправить обратно в Галилею.

– Но не можем же мы держать в изоляции и отправлять под конвоем всех проповедников и бунтовщиков, которые стекаются в Иерусалим! – воскликнул Йосеф.

– Я не говорю обо всех, я говорю конкретно об одном.

– Хорошо, – промолвил Ханан, – мы сделаем то, что ты просишь. Этот проповедник Ешуа, где он ночует?

– Он сейчас живет вместе с нами, в доме Эльазара из Бейт-Ании.

– Это сборщик налогов, о котором в последнее время много говорят, – пояснил Йосеф, – помнишь, я рассказывал тебе. Он сначала умер, а потом вдруг ожил. По-моему, люди болтали, что этот проповедник помолился перед могилой, и тот воскрес.

– Совершенно верно, – вмешался Кравченко, – я сам это видел. Кстати, если святейший помнит, в книге, которую я принес, этот случай описан.

Первосвященник посмотрел на него и задумался.

– Да, да, ты прав, – сказал он наконец. – Итак, мы сделаем то, о чем ты просишь. Вечером от меня придут люди и приведут этого человека сюда. А теперь ответь мне на один вопрос. Насколько я помню, ты говорил, что вскоре будет разрушен Храм. Ты не мог бы рассказать об этом подробнее?

– Через тридцать семь лет в Иудее вспыхнет восстание против Рима, которое впоследствии назовут Иудейской войной. Это восстание будет кровопролитным, погибнет много народа, римляне с трудом подавят его только через три года. Тогда же будет разрушен Храм, который так и не будет восстановлен даже через две тысячи лет.

– Какое счастье, что я не доживу до этой трагедии! – воскликнул Ханан. – И еще я думаю, что ты напрасно все это затеял. Мне кажется, тебя обуяла гордыня. Ты возомнил себя вершителем человеческих судеб. Неужели ты думаешь, что сможешь изменить волю Всевышнего? Если так было угодно Ему, значит так и должно было произойти, и никто не сможет этому помешать. За всю историю еврейского народа случилось немало трагедий... Мы пережили египетское рабство, гибель Храма, изгнание, но наш народ вышел из этих испытаний только окрепшим и обновленным. Уверен, что мы больше приобрели, чем потеряли в результате этих трагедий. Откуда тебе знать, может быть, те катастрофы, о которых ты здесь рассказал, тоже необходимы нашему народу для нового духовного возрождения... Ты сказал, что после всех этих испытаний было создано свободное еврейское государство. Не кажется ли тебе, что это и есть исполнение обета Всевышнего нашему народу? Подумай об этом. Я уверен, ты очень скоро поймешь, что я прав... А сейчас иди. Все будет так, как мы договорились.

Глава 4,

в которой ситуация выходит из-под контроля

Около дома Эльазара царило необычное оживление. У ворот толпились люди, кто-то постоянно входил во двор и выходил из него.

Кравченко сразу почувствовал недоброе.

Во внутреннем дворе большая группа людей что-то громко обсуждала. Увидев Кравченко, все посмотрели на него и замолчали.

– Что здесь происходит? – в тревоге спросил Владимир.

К нему направился Ешуа. Вид у него был странный, безнадежно-покорный, и взгляд совсем другой. Когда Кравченко заглянул в его глаза, то увидел в них пустоту, растерянность и боль.

– Крепись, друг... – голос Ешуа дрогнул. Он вдруг обнял Кравченко, но в жесте этом не было ободрения или желания успокоить. Казалось, он сам искал защиты. – Произошла трагедия. Твоя жена умерла.

– Что?!.. – вскрикнул Кравченко, ощущая, как что-то сжалось и застыло у него в груди. – Этого не может быть, это невозможно…

Кравченко отстранил от себя Ешуа и бросился в свою комнату. Внутри он почувствовал неприятный кисловатый запах и увидел тело Тали, завернутое в саван и приготовленное к погребению. Кравченко стал судорожно разворачивать саван, руки у него тряслись. Тело было твердым, как дерево. Стащив саван с головы, Кравченко увидел синюшное лицо Тали, искаженное смертью.