Ловушка - [64]
Они выехали из Дублина. Между поцелуями и вздохами Марина успевала любоваться зелеными лугами, украшенными белыми подвижными пятнами, покрытыми шерстью. Наверное, это были овцы.
Со своего места она видела пейзаж. А Патрик, прижатый к стеклу, его не видел. Поэтому, когда они по велению Лилиан доехали до последней остановки и вышли, тот был несказанно удивлен, обнаружив, что они оказались посреди поля, освещаемого розовыми облаками и окутанного легким туманом.
Ступив на асфальт, Марина почувствовала озноб. Она предпочла бы ласковую и теплую руку Патрика ледяному ветру, который стегал ее по голым ногам. Марина была довольна, что на ней куртка и перчатки Цицерона, но заключила, что их недостаточно, чтобы углубляться в лес, на который ей указывала Лилиан.
— Видишь эту тропу? Иди по ней, пока не стемнеет. И если Патрик начнет задавать вопросы, не забывай соблазнять его. Ты отведешь его в одно чудесное место, где вы останетесь одни.
Патрик изобразил ироничную улыбку, предположив, что в конце тропы, по которой его вела Марина, находится хижина.
Он о чем-то спросил Марину по-английски, но она, ясное дело, ничего не поняла и поцеловала его, сделав вид, будто не замечает его любопытства, которое было не сравнить с воодушевлением, с каким он следовал за ней.
Марина прокляла свои каблуки и дала себе клятву никогда в жизни больше не надевать туфли на каблуках. Затем она споткнулась из-за юбки, поцарапала ноги и поклялась себе, что никогда больше не отправится в столь дикую местность в мини-юбке.
Они с трудом продирались вперед.
Марина шла, уклоняясь от объятий Патрика, норовившего прижать ее к каждому дереву. Ирландец все более и более удивлялся по мере того, как они все дальше углублялись в густые заросли, а лес все больше смыкался за ними.
Как раз в то самое мгновение, когда Патрика стало больше волновать, куда они идут, нежели прелести Марины, они вышли на лесную опушку. Здесь волшебная тропа закончилась.
— Великолепно. Приляг на землю посреди опушки, — приказала Марине фея, не отдавая себе отчета, что ее приказы могут причинять неудобства.
Марина подавила новый приступ озноба и растянулась на влажной земле. Это ей совсем не понравилось. На этом открытом месте без деревьев все казалось странным и тревожным.
Патрик сел рядом с ней, чуть наклонился, прильнул своими губами к ее устам и снова предался долгому и нежному поцелую.
Марина закрыла глаза. Ей совсем не были приятны колючие щеки Патрика. А еще ей пришло в голову, что он тяжел, очень тяжел, но она не знала, сколько он весит. Патрик медленно опускался на нее. И вдруг, без предупреждения, упал на нее всем телом, точно баул.
Марина, закрыв глаза, подумала, что Патрик так шутит. Ясное дело, шутит… Ох уж эти ирландцы!
Но это не была шутка, ибо Патрик начал храпеть. Сначала тихо, затем все громче и громче, затем от его храпа завибрировал воздух.
Он уснул, пока целовал ее?
Это было ужасно. Ничего хуже не может случиться с девушкой. Ему так надоели ее поцелуи?
Парализованная этой мыслью и убежденная, что переживает самую крупную психологическую травму в своей жизни, Марина застыла с открытыми глазами.
Вдруг до нее донесся чистый голосок Лилиан:
— Как хорошо, девочка тоже уснула.
Вдруг раздался другой, незнакомый голос:
— А ты в этом сомневалась?
Марина удивилась, услышав этот голос. Здесь лежала всего одна девочка — она. Выходит, это Лилиан считала, что она уснула.
— Ничего не понимаю, раньше мои чары на нее не действовали!
— Зато сегодня подействовали.
— Объясни, как это получилось.
— Потом.
По вздоху и крыльям, шелестевшим почти рядом с ее головой, Марина догадалась, что за ней и Патриком наблюдают с близкого расстояния.
— Он очень красив!
— Я тебе говорила!
— Ты точно знаешь, что он умеет танцевать?
— И петь!
— Он играет на скрипке?
— Словно ангел!
— Лилиан, ты чудо. В двенадцать часов отметим это!
В это мгновение Марина, охваченная ознобом, поняла, что угодила в ловушку.
Нур
Ни в едином чертовом углу этого забитого детьми проклятого дома не оказалось выхода на беспроводную связь. А в девять начинался набег, участвовать в котором его пригласила Тана.
«Какой толк от этого гадского ноутбука, если нет выхода на беспроводную связь?» — страдал Цицерон, сытый по горло отлучением от планеты компьютерных фанатиков.
Сегодня вечером он обязательно должен подключиться к Интернету, иначе он не сможет участвовать в набеге. Это был вопрос жизни или смерти. К тому же только так можно было выбросить из головы Анхелу.
Цицерон никак не понимал, почему она снова и снова не дает ему покоя. Почему ему хочется не думать о ней, но из этого ничего не получается? Почему его рука тянется к книге о Туата Де Дананн и он чувствует желание прочесть ее, чтобы снискать расположение Анхелы, вместо того, чтобы с нетерпением ждать ночного рейда?
Приближение ужина отвлекло его от метафизических и виртуальных размышлений. Верх взял земной прагматизм, и компьютерный гений во всеоружии ринулся в битву.
Цицерон дрался из-за тыквенного пюре и обнаружил, что если удачно бросить ложку пюре, то оно становится смертоносным оружием, поскольку ослепляет (покрывает грязью и причиняет неудобство) его недругов. Он положил себе больше пюре, чем остальные, и нанес значительные потери хлипким рядам противника.
