Ловушка - [31]

— Какой ужас! Марине не справиться с ними!

— Не думай об этом.

— Мы ошиблись. Она слишком юна, слишком неопытна…

— Твоя сестра сообразительнее, чем тебе кажется.

— Какой бы сообразительной она ни была, ей не справиться с Туата Де Дананн.

Лилиан рассмеялась бархатным смешком.

— Могущественные слабы. Чем больше у них власти, тем самодовольнее они становятся и тем больше теряют бдительность.

— Марина всегда заваривает кашу, совсем не думая о том, чем это может для нее кончиться.

— Однако только так мы застигнем их врасплох.

Анхела решительно затрясла головой:

— Мне совсем плохо.

— Конечно, у тебя сильный жар.

Но Анхела упрямо твердила свое:

— Нет, дело в том, что я не могу оставить ее одну.

Она тщетно пыталась встать, что крохотная фея, несмотря на свои маленькие размеры, категорически запретила ей делать:

— Лежи спокойно, ты ей ничем не поможешь!

Анхела еще раз попыталась подняться, затем, обессилев, упала на постель. Когда она провела руками по лицу и волосам, на ее ладонях остались лоскуты кожи и светлые пряди.

— Как ужасно! Я уродина. Как можно было допустить такое?

Лилиан, привыкшая к частым перепадам настроения своей подопечной, решила подождать, пока та успокоится. Уловив подходящий момент, фея нежно поцеловала ее.

— Мне пора к ней.

Анхела простонала:

— Лети и позаботься о ней, не оставляй ее одну ни на миг, оберегай ее. Ты ведь знаешь, моя жизнь зависит от нее, мне бы не хотелось, чтобы…

Лилиан взмахнула крылышками.

— Не случится ничего такого, чего не должно случиться. Все происходит так, как определено заранее.

Анхела захлопала глазами.

— Встреча уже состоялась?

Лилиан согласно кивнула.

— И он не заметил разницы? — спросила Анхела голосом, полным печали.

Лилиан помахала своей палочкой перед лицом подопечной и посыпала ее сверкающим порошком фей.

— Не тревожься, я тебе запрещаю думать об этом. Не случилось ничего такого, чего бы мы не предвидели, хотя… возникла одна ненужная заминка.

Анхела открыла глаза, несмотря на болячки.

— Марина не справляется?

— Дело не в этом, речь идет о накладке. Что-то мне говорит, что контакта и вовсе не было. Придется проверить.

Анхела тщетно попыталась приподняться.

— Я чувствую себя бесполезной, это я должна была там находиться, показать свое лицо и дать бой.

— Какое лицо? Боже мой, разве ты не видишь, как они обезобразили его? Лучше не делай больше глупостей и не воображай себя героиней!

Анхела вздохнула.

— Что из меня сделали? Кем я стала?

Лилиан закрыла глаза и стала осыпать ее нежными поцелуями.

— Ты моя красивая, моя любимая девочка, моя деточка…

Анхела растрогалась.

— Расскажи мне о ней…

Лилиан тут же забыла о своей нежности и перешла к обороне.

— О ком?

— О твоей девочке, твоей маленькой подопечной.

— Кроме тебя у меня нет никакой девочки…

— Она у тебя была…

— У меня никогда не было никакой девочки. Никогда, никогда, никогда!

Анхела, смутившись, опустила глаза.

— Прости меня. Я забыла, что ты не хочешь говорить об этом.

— Нельзя говорить о том, чего не было.

— И о том, что ты забыла, — уточнила Анхела, повторяя фразу давнего урока.

— Верно. А сейчас, если ты позволишь, я помогу твоей сестре, так как мне кажется, что она угодила в неприятную ситуацию.

Анхела подбодрила фею мужественной улыбкой.

— Да, иди, сейчас ты нужна ей больше, чем мне.

Фея нерешительно приблизилась к Анхеле и снова поцеловала ее.

— Не сомневайся, я предпочла бы остаться с тобой, но если Марине не помочь, сама она не справится.

— Я знаю.

Как только светящийся след Лилиан исчез из жилища больной, Анхела, благодаря неожиданному приливу сил, поднялась на ноги, включила свет и решительно взяла лежавшее на столике зеркало.

Потом закрыла и открыла глаза, посмотрела в зеркало… Раздавшийся вопль долетел до самого Гонолулу.

Марина

Дублин пах жареной кукурузой, дождем и темным пивом. Портики домов из красного кирпича пахли детьми, кислым молоком и жареными яйцами. А дом сеньоры Хиггинс, миссис Хиггинс, пах котом, беконом и пиццей «Четыре времени года».

Марине было все равно. Она еще парила в розовом облаке своего первого настоящего поцелуя, поэтому запахи, встречавшие ее в этой стране, казались ей грубыми и первобытными по сравнению с ее недавними переживаниями.

Марина никак не могла забыть запахи лаванды и пива, исходившие от чудесного ирландского посланца, ее мечты, обретшей плоть. Ей также не удавалось забыть своего расстройства после того, как она потеряла его.

Марина понапрасну вступила в совершенно глупый спор с Антавианой и Цицероном, ведь в нем не было никакого смысла. Ее утешала лишь надежда, что Патрик, фамилия которого могла быть О’Коннор (почему бы и нет? «Патрик О’Коннор» звучало великолепно), сам проявит инициативу и разыщет ее. Хотя это было всего лишь предположение, которое вряд ли сбудется, девушка не могла отказаться от мысли, что ей еще удастся с ним встретиться, ведь именно с этой целью она сюда явилась.

В отличие от своих трех спутников, Марина приехала в Дублин не для того, чтобы учить английский язык. Ее послали сюда специально ради того, чтобы спасти умирающую сестру. И если ей ради этого придется целоваться с вышеупомянутым ирландцем, она пойдет на это. Самоотречение и способность Марины жертвовать собой не знали никаких границ.