Ловушка для ящериц - [9]

В этот раз Мина ни о чем таком даже не вспомнила. Марк же с тайным желанием посмотрел на рощицу, но настаивать не стал, слишком серьезное затеяли они дело, и будет правильнее подождать на лавочке под соснами. Они обошли поляну с нарциссами и присели на одну из четырех, расположенных полукругом. Мина запрокинула голову, скользя по рослому корабельному стволу наверх, в сине-синее небо, откуда время от времени сухо выщелкивались маленькие орешки и белки сбрасывали пустую шелуху. Им не о чем было говорить, сегодня все должно решиться окончательно.

Рядом, прямо в редкие кусты за соседней лавочкой, упало что-то небольшое, зашуршало стремительно, кто-то заорал: "Брысь, брысь!". Мина, вскрикнув, метнулась за лавочку в кусты, но увидела только рыжий хвост кошки, мчавшейся вниз. Там, под горой в обширном палисаднике, сидела за небольшим, уставленным всяким хламом столиком пожилая женщина, которая, заметив Мину, закричала сердито: "Ну что же вы!" Мина развела руками, сзади подошел Марк. "Эти белки, промахиваясь, падают наземь, а Южка их душит и ест, гадина".

Южка, соседская кошка, самая плотоядная из всех домашних кошек, худая и настойчивая, отказывалась от яиц и сыра, требуя колбасы. Вот, значит, в чем дело. Могла бы спокойно лежать у хозяйки под боком, благо та почти не двигается, но попробовала дикого мяса и теперь не может забыть, даже котят не рожает, все тщедушных белок караулит. Так Мина объяснила Марку, стоя на пеньке и из стороны в сторону раскачиваясь. Они вернулись на лавочку и, откинувшись на жесткую, неудобно изогнутую спинку, принялись ждать: другого пути из ботанического сада не было.

Конечно, оба волновались, Мина, во всяком случае. Она почему-то боялась его не узнать, пропустить и не отрывала взгляда от пальмы, за которую сворачивала дорожка. Вот показалась пара, пожилая и приземистая, а вот... Мина ткнула задумавшегося Марка под ребро: стройный, как и прежде, только немного вытянувшийся в росте юноша шел, держа за руку маленького ребенка, ударяя о землю синим мячом. Да, дольше ждать нельзя, еще год - и он может заговорить басом или начнет бриться. Они взялись за руки и, поднявшись, пошли в некотором отдалении за повзрослевшим, но все еще мальчишески легконогим Танистом. Так, если верить Грейвсу, в эпоху матриархата назывался юноша, который приносился в жертву вместо главного, любимого царицей жреца. Да, дольше ждать нельзя.

11

Если бы не приезд Липы, они с Марком не допустили бы даже тени сомнения, настолько идеально этот малахитовый полуостров с мраморными вкраплениями античных развалин, с утра до позднего вечера залитый солнечной патокой, подходил к прочитанному ими замыслу. Сам замысел этот был прост, как каждый день здесь, у моря, сегодня или тысячелетие назад: ведь ничего не изменилось на их памяти, ничего не менялось и до них.

Стоит остановиться на главной площади у ларька со сладостями, как приветливая торговка, неважно, что иногда это пожилая женщина, а в другой раз ее дочь, поправив тыльной стороной руки сползшую на затылок косынку, протянет вкуснейшее домашнее пирожное и, не умея правильно посчитать сдачу, ссыплет мелочь прямо в ладонь, ласково уговаривая. Обычно Мина меняла у нее бумажные деньги на монеты, чтобы позвонить из стоявшей неподалеку на солнцепеке телефонной будки, а после покупала золотистый кусок пахлавы с орехами и парой ос.

Очевидно, из этой телефонной будки, осененной худосочной акацией, и позвонила однажды некто Олимпия: "Агата была так любезна... да-да, точный адрес виллы у меня есть". - "Не платите таксисту больше семи тысяч, здесь ехать всего ничего". - Мина осторожно положила перебинтованную в нескольких местах клейкой лентой трубку на латунный рычаг, он весело тренькнул, и покачала головой. За резонирующим под натиском утренних мух стеклом она во время разговора наблюдала сценку: малолетний хозяйский внук без трусов, но в рубашечке драл кота Гамлета (вообще-то он звал его Галетом) за худые бока, а тот не убегал и не царапался, тогда как изящная сойка скакала по накрытому к завтраку столу, примериваясь то к тому, то к этому. Вот она схватила желтый кусок сыра и улетела, рыжий кот Гамлет отпихнул малыша в сторону, и тот сел голой попкой на растрескавшуюся дорожку, по которой поднималась из огорода старая хозяйка с корзиной недозревших персиков; мальчик заплакал. Мина поблагодарила за телефон и поспешила к себе. Может быть, до приезда гостьи она успеет не только умыться, но и позавтракать.

Однако не успела закипеть на мельхиоровой спиртовке вода для кофе, как Мина услышала звук подъехавшей машины и громкие голоса, отчего ей сразу же сделалось невозможно лениво, и она не пошла встречать никому не известную Олимпию, приехавшую слишком быстро. Даже если та заплатила водителю вдвое больше и он не провез ее мимо разбросанных по всему городу достопримечательностей, то все равно слишком быстро, к тому же из телефона-автомата на площади никогда не бывает так хорошо слышно, тем более нежное гурчание карих горлинок, так зачем было обманывать?

В конце концов Мина Олимпию вспомнила, но как-то приблизительно, как подругу подруги или чью-то компаньонку. Или, может быть, она кем-то из знакомых брошенная жена? Выглядела гостья, во всяком случае, именно так: неуклюже собранные на затылке тусклые волосы, сильно помятый в дороге костюм, разношенные туфли предпоследнего размера и маленький, в портфель величиной, матерчатый чемодан. Руки, как у провинившейся служанки, спрятаны за спиной. Разглядывая ссутулившуюся посреди комнаты фигуру молодой женщины (довольно крупная, определенно склонная к полноте и все же несколько плоская, с длинными руками и ногами), Мина довспоминала, что они действительно прежде встречались при более благоприятных для Олимпии, Липы, просто Липы, обстоятельствах.