Ловушка для птиц - [9]

– Отправил пару фоток по вотсаппу. И получил соответствующий комментарий. Не вяжется это белье с дешевой курткой и кроссовками. Никак.

– Белье могли и подделать. Китайцы те же. Подделали и выбросили на рынок – по три копейки за оптовую партию.

Пасхавер даже обиделся на столь нелепое предположение следователя:

– Я дурак, по-твоему?

– Нет.

– Может, Илона тебя не устраивает? Как эксперт по женскому белью?

– Всецело ей доверяю.

– Тогда прими как данность: белье дорогое. И тот, кто его носит, не станет напяливать на себя куртку с вещевого рынка. Или станет, но обстоятельства должны быть экстремальными. Кстати, носки девице тоже не по размеру.

– Это как? – удивился Брагин.

– Стандартные мужские, на размер 43–45. А у нее примерно 38, так что пятка оказалась на уровне щиколоток.

– Только не говори, что они из шерсти единорога и стóят, как чугунный мост.

– Носки как раз обычные. Средней ценовой категории…

Брагин на секунду забыл о носках, уставившись на шею девушки. Поначалу он думал, что ему просто показалось и это едва заметное пятно на шее – всего лишь игра теней. Но тени в стерильно-слепящих чертогах Пасхавера еще поди поищи! Следовательно – пятно существует, пусть и не очень хорошо проявленное.

– Что это? – спросил Брагин у Пасхавера, ткнув пальцем в пятно.

– Заметил, да? – хмыкнул судмедэксперт. – А я вот не сразу. Мартышка к старости слаба глазами стала, ага.

– Есть объяснения, старая ты мартышка?

– Не беги впереди поезда – получишь объяснение.

– На сладкое оставил? – Брагин за долгие годы совместной работы изучил все пасхаверовские штучки. – Колись.

– Судя по всему, она – профессиональная скрипачка. Ну, или довольно долго обучалась этому ремеслу. А вот Валюха не захотела… А какие данные были!.. Но нет, спустила нашу с матерью мечту об Альберт-холле в унитаз.

– Значит, скрипачка.

– Скорее всего. Как вариант – альтистка. Есть еще характерные следы на подушечках пальцев, правда, не ярко выраженные.

– И что это означает? Бросила играть?

– Откуда же мне знать? Все очень индивидуально, и кожа на внешнее давление реагирует по-разному… Ну что, подбросил я вам с Пашей работенки, а?

Работенки и без выводов Игоря Самуиловича было навалом. Следствие только начиналось, но никакого оптимизма по его поводу Брагин не испытывал. Что-то подсказывало ему, что дело будет долгим и муторным. И что убитая девушка вовсе не так проста, как ее куртка и кроссовки. Скрипичный след, белье за бешеные тысячи, духи на запястье, где совсем недавно болтались наручники, – это, конечно, аргумент. И не самый последний, особенно – наручники. Но и место преступления выглядит странным. Как минимум – странным. Автобусный салон и бесконечный круговорот людей в этом аквариуме на колесах… Для такой интимной вещи, как убийство, ничего хуже и придумать невозможно. Неудобнее и глупее. Если народу много – велика вероятность, что все твои манипуляции с ножом не ускользнут от чьего-то внимательного взгляда. Если народ схлынул и появилось свободное пространство, – тоже не гут. Манипуляции будут видны по определению, так что даже внимательный взгляд не понадобится.

Все то же самое можно было проделать в другом месте. В другое время. Подошли бы ночная подворотня и утренний парк – еще без спортсменов, но уже с собачниками; квартира, лифт, черная лестница, даже кинотеатр. Вопрос лишь в том, посещала ли жертва кинотеатры и какой покупала попкорн, сладкий или соленый? Посещала ли она утренние парки? И почему ее убийство стало делом, не терпящим отлагательств? Таким срочным и архиважным, что убийце пришлось идти на риск, возможно – импровизировать на ходу. Все силы были брошены на то, чтобы девушка не смогла выйти из автобуса живой.

Почему?

Допустим, она опасалась за свою жизнь и старалась не покидать людные места. Связано ли это со следами от наручников? Если кто-то удерживал ее насильно, и ей удалось вырваться, почему она не заявила в полицию? Почему поехала через весь город на автобусе, когда в любой момент можно было вызвать такси? Она не выглядела взволнованной или встревоженной, так утверждает контролер-кондуктор Маврокордато. Но это – всего лишь ее представления о девушке. У водителя Тариэла Кобахидзе – совсем другие представления. Хотя эм-ммм… Сандру он видел лишь мельком – когда та входила в переднюю дверь. После того как Маврокордато была обстоятельно допрошена, настал черед Кобахидзе. Он мало что мог добавить – в силу неважного владения ситуацией и русским языком.

– Не помните, как она вошла? – спросил у водителя Брагин.

– Помню, как она упала, дорогой мой. Прямо перед дверями. До этого видел ее на остановке. Перед остановкой – светофор. Был красный. Автобус стоял, и она стояла.

– На остановке?

– Да.

– Она была одна?

– Почему одна? Другие тоже стояли.

– Я имею в виду, была она одна или со спутниками?

– А-а-а. Так и говорите. Совсем без спутников она была. Говорила по телефону. Пока горел красный. На зеленый я поехал.

Брагин на секунду представил себя на месте Тариэла Кобахидзе, в теплой, отгороженной от всего мира кабине, возвышающейся над землей метра на два. Отличный обзор, масса информации – она вливается со всех сторон через лобовое стекло. В основном – необязательная и совершенно ненужная, если это не касается знаков, дорожной разметки и участников движения. Теперь – остановки, они не заканчиваются на протяжении всего рабочего дня. Люди, на них стоящие, не заканчиваются тоже; сотни людей, тысячи. Мог бы Брагин запомнить хоть кого-нибудь из них? Вряд ли, если бы не случилось чего-нибудь выдающегося. Но разговор по телефону – вполне рядовое событие. Инцидент у дверей имеет чуть больше шансов задержаться в памяти, вот только случился он позже телефонной беседы. Что-то привлекло Тариэла Кобахидзе до этого.