Ловушка для олигарха - [48]

Голубые тех времен поголовно стучали в КГБ. Статья, по которой голубым полагалась решетка, сильно подстегивала стремление к сотрудничеству. А для госбезопасности интерес тут был прямой, поскольку голубые во всем мире — это сила. Среди них и власть имущие, и крупные бизнесмены. Ну, а уж советских диссидентов тех времен взять — так из них половина особей мужского пола наедине с собой перед зеркалом сарафанчики примеряли.

С приходом гласности Вовчик написал несколько статей — воспоминания, как его заставляли стучать, забыв упомянуть, в какой среде. Он хотел слезть с крючка, а засел на него еще глубже. Только работал он сегодня не на спецслужбы, а на меня,

Сейчас Вовчик заведует отделом морали и нравственности в популярном еженедельнике.

— Давай прогуляемся, — я покрепче взял его под локоть. — Покажешь князей.

— Каких князей?

— У кого кровя голубые.

— А тебе зачем? Решил тоже…

— А в пятак?

— Ладно, понял… Вон, содержательница сети бутиков… Розовая насквозь.

— Ясно.

— Вон адвокат, Из конторы, что расположена у Кремля. У него в конторе даже потолки голубые. Вон известный киноартист, ты его знаешь. Играет героев-любовников, а на деле — сам любовница… Танцор… — представлял он, кивая,

Знал он абсолютно всех.

— Танцор? — заинтересовался я. — Бландинц?

— Нет. Чапчиков.

— А Бландинц? Его на такие тусовки не допускают?

— Уж его не допустишь, — засмеялся Вовчик. — Нет его сегодня… Вон его последний любовничек — художник Ростик Кадлюгин. Хмурый, как туча. Я к нему подошел, насчет Бландинца спросил — чего в последнее время тот нигде не появляется. А Ростик, ох, что он мне сказал, — журналист зарделся.

— Что?

— Обругал. За ним не водится. Ростик — мальчик впечатлительный, но не грубый.

— А чего нервничает?

— Я думаю, что-то разладилось. И Бландинц от него свинтил.

— Куда?

— В загул. У него бывает. Погода скачет и скачет. В такую погоду танцора тянет на романтику. Представляешь, встречи при Луне. Дрожащий голос любимого. Сеновал, — расписывал Вовчик, заводясь.

— Значит, Бландинц и раньше пропадал?

— Бывало пару раз.

— Познакомь меня с Ростиком.

— Зачем?

— Делай, что говорят, — я незаметно вытащил стодолларовую бумажку и сунул в карман Вовчику. Он ощупал, ощущая достоинство купюры кончиками пальцев, и довольно улыбнулся. И мы отправились к Ростику — рослому, красивому, в желтом пиджаке и зеленых брюках молодому человеку.

— Я поклонник вашего искусства. У вас такие чувственные картины. Ну такие, — от избытка чувств я с трудом подбирал слова.

— Не колышит, — коротко ответил Ростик.

— Что? — удивился я.

— Не колышит, что они вам нравятся. Они всем нравятся, — он начал отворачиваться.

— Вы не пробовали писать портреты? Вам бы удался портрет Бландинца. Какой прыжок. Какая динамика.

Он резко обернулся.

— Чего?

— Того, — буркнул я. — Это тоже мой кумир… Вы его знаете?

— Отстаньте от меня! — завопил Ростик. Проняло… В этот момент я понял, что дело не в загуле любовника. У Бландинца неприятности. И Ростик в курсе. Возможно, он знает, куда делась его беззаветная любовь.

— Вот, пожалуйста… Здесь две тысячи в капусте, — я протянул Ростику конверт. Он взял его. — Еще пятьдесят тысяч — Бландинцу. Восемь — вам за посредничество.

— За что? — он вперился глазами в конверт.

— Фильм — невинный ролик для одной западной компании. На пятнадцать минут. Танец. Немножко чувств. Немножко эротики.

— Ничего не понимаю.

— Западная фирма осваивает новый рынок — покупателей с другой сексуальной ориентацией.

— Какая фирма?

— «Турбо-индастрит», — брякнул я название фирмы, которая занимается изготовлением рекламных роликов. — У меня с ней давние контакты.

— Вы кто? — Ростик недоверчиво смотрел на меня.

— Режиссер.

— Я вас не знаю.

— Я закончил ВГИК, Рекламный факультет. Там за бабки бумажку дают. Но я талантливый.

— Я не знаю, где он! Понимаешь?

— Ладно, — я потянулся за конвертом. Хватательный рефлекс — он сжал руку, мне пришлось потянуть на себя конверт.

— Хорошо, — воскликнул Ростик, окатывая меня презрительным взором — мол, если у тебя берут деньги, это еще не значит, что с тобой обязаны быть вежливыми. — Я попытаюсь найти его. Но не гарантирую.

— Попытайтесь, — я счастливо улыбнулся. — У нас все получится! Я знаю! — я неожиданно бросился ему на шею и порывисто обнял.

Инстинктивно он тоже обнял меня. Потом попытался оттолкнуть.

— Держите себя в рамках! — прикрикнул он,

— Спасибо, спасибо… Я восхищен. Я поражен, — неся околесицу я раскланялся и потянул Вовчика в толпу фуршетнйков.

На меня попер с безумными глазами телевизионщик, спешивший к приехавшему из-за бугра пианисту, в свое время сбежавшему из страны. Он настиг пианиста со словами:

— Несколько слов, как вас угнетали в СССР.

— Это без проблем, — кивнул беглый пианист…

Мне больше делать здесь было нечего.

— Пока, Вовчик, — я взял за плечо Вовчика. — Не говори, что я здесь был. Не стоит.

— Да я… — он поперхнулся шампанским, которое успел схватить со стола. — Конечно.

— Пока…

Глава тринадцатая

Я положил руку на обернутое мягкой кожей рулевое колесо и расслабленно развалился на сиденье. Еще одно преимущество небольших габаритов — можно спокойно развалиться в «Жигулях» — это моя вторая разъездная машина, такая же потертая и так же хорошо рвущая с места, как и первая.