Ловцы видений - [11]

— Ну что, не слабо, а?

— Впечатляет, — пробормотал Роун.

— Ну ладно, — сказал Поваренок, — пойдем, на кормлю тебя обедом.

— Я не голоден.

— Еще успеешь проголодаться. — Поваренок потащил его в пустой шатер трапез, усадил за стол и налил ему чашку козьего молока. — Спорим, раньше ты никогда не видел, как с кролика снимают шкуру?

— Откуда ты знаешь?

— Ты весь позеленел!

Роун усмехнулся и отпил молока.

— Как ты стал здесь поваром?

Поваренок точил нож и даже не взглянул в его сторону.

— Я для этого лучше всего приспособлен.

— Значит, ты сам себе выбрал это занятие?

Поваренок негромко рассмеялся.

— Никто сам себе работу не выбирает. Это делают пятеро — братья Святой, Ворон, Жало, Волк и Аспид. Так что самому мне выбирать ничего не пришлось. Это все, на что я способен.

— Не понял…

— Это то, что я делаю лучше всего, — сказал Поваренок, как отрезал.

Роун уловил, что затронул деликатный вопрос, и перевел разговор на другую тему:

— Я представляю, чем занимается каждый из этих пятерых, кроме брата Ворона. У него есть какие-то определенные обязанности?

— Да. И очень важные.

— Какие же?

Поваренок посмотрел на Роуна с опаской.

— Он занимается делами.

Роун кивнул, не очень понимая, какие дела имеются в виду.

— Ты заметил, какой у него запах изо рта? — спросил он парнишку.

Поваренок прикусил губу.

— Знаешь, что это такое? — настаивал Роун.

— Скорпионье пойло.

— Это что, напиток такой?

— Скорпионьи хвосты, маринованные в кукурузной настойке.

— Такое, небось, хлебнешь — и Богу душу отдашь.

— Там как раз столько яда, чтобы затуманить мозги и чуть-чуть свести тебя с ума.

— Должно быть, брату Ворону это нравится.

Поваренок подошел ближе к Роуну и прошептал:

— Я слышал, как брат Аспид выговаривал ему за то, что он слишком много пьет. Скорпионье пойло достать нелегко, обычно оно бывает только у брата Аспида. Он хранит его для медицинских целей. Брат Ворон больше пары глоточков перед сном не может у него выклянчить. Я слышал однажды, как брат Жало ему сказал: «Я даже представить себе не могу, что с тобой будет, если ты всю бутылку вылакаешь».

Роун был в некотором замешательстве, но молчал, опасаясь неосторожной фразой нарушить начавшие устанавливаться между ними доверительные отношения.

— Что с тобой? — спросил повар.

— Я, кажется, начал кое о чем догадываться.

— О чем?

— Сдается мне, брат Ворон за мной следит.

Поваренок рассмеялся, но Роуну показался горьким его смех.

— Как допьешь молоко, стакан оставь на столе.

Он вышел из шатра, оставив озадаченного Роуна одного за столом.

Резким движением мальчик отставил стакан в сторону, обернулся и вздрогнул, заметив смуглого человека с короткой черной бородой, стоявшего позади него.

— Я — брат Жало, — сказал мужчина и сделал Роуну жест следовать за ним.

Семеро мужчин сидели, склонившись над кругом на большом плоском камне. Внутри круга углем были нанесены контуры витиеватого рисунка, отдельные части которого были завершены, хотя трудно было разобрать, что на нем изображено. Брат Жало взглянул на Роуна.

— Твоим цветом будет охра.

Он протянул мальчику меховые одежды и перчатки с обрезанными пальцами. Когда Роун их надел, Жало дал ему небольшую, похожую на трубочку воронку и мисочку с красновато-коричневым песком.

— Зачем мне все это? — спросил Роун.

— Цель нашего занятия — упражняться в терпении, упорстве и сосредоточенности. Наноси свой цвет там, где маленькие ромбы. Эти мои слова тебе на сегодня — последние.

Остаток дня был проведен в молчании. Каждый друг аккуратно наносил через свою воронку одновременно по несколько песчинок в отведенное его цвету место. Роун пытался сосредоточиться на поставленной задаче, но мысли его витали в облаках.

Стоув все тянется, тянется к Роуну… Она так близко, совсем рядом, он уже почти схватил ее за руку, но не успевает коснуться пальцев сестры, как костяная палица наездника обрушивается ему на голову.

Роун усилием воли вернулся в настоящее, но было уже поздно — песок из его воронки высыпался слишком быстро и заполнил пространство за пределами отведенных участков. Брат Жало это заметил, но ничего не сказал.

Ошибку исправить было почти невозможно, и когда перед заходом солнца прозвенел лагерный колокол, Роун почувствовал облегчение. Все суставы болели и не сгибались, казалось, будто он просидел в одной позе целую неделю, но сделать почти ничего не успел. Рисовавшие песком художники встали и низко поклонились. Потом каждый из них взял незажженный факел и направился к возвышенности в западной части лагеря. Роун следовал за ними, и, когда они дошли до вершины, он увидел там все Братство, собравшееся в полном составе. Взгляды всех братьев были устремлены на солнце, почти закатившееся за горизонт. Перед группой стоял брат Аспид, держа в руке такой же незажженный факел, как остальные.

— Свет умирает, чтобы возродиться вновь! Ему вторили все братья:

— Свет его жив во веки веков!

Солнце скрылось за горизонтом, озарив небеса прощальными красными сполохами. В тот момент, когда оно исчезло из вида, брат Аспид зажег свой факел.

— Мы живы светом Друга.

Братья один за другим зажигали свои факелы от факела брата Аспида, а Роун переживал в душе обрушившиеся на него несчастья. Тут перед ним откуда ни возьмись появился брат Ворон.