Ловцы душ - [21]

– Ты покажешь мне знак? – Спросил я так ласково, как только мог. – Можно мне на него посмотреть?

Некоторое время она тяжело дышала на моём плече, затем отодвинулась на полшага.

– Да, – ответила она. – Увидеть знак. Хорошо. Ты поверишь, правда?

В последних словах звучала такая покорность, что я невольно протянул руку, чтобы погладить её спутанные волосы. Она не отстранилась, сбросила плащ с правого плеча, потом рванула серую от грязи льняную рубашку. Обнажила руку. Там, на худом плече, был изображён чёткий рисунок змея и летящего над его головой голубя. Картинка была такой же, как и та, о которой говорил барон Хаустоффер, использующий этот знак как свой родовой герб.

– Спасибо. – Я помог ей укутаться плащом.

– Ты скажешь мне теперь, правда? – Она смотрела на меня горящим взором. – Скажешь, что мне делать? Да? Скажешь?

– Тебе нужно отдохнуть, – сказал я медленно и чётко, чтобы до неё наверняка дошёл смысл моих слов. – Я отведу тебя в безопасное место. Тебе нужно поспать, помыться, съесть что-то... Эти люди... они ведь могут вернуться...

– Да, да, да. – Она снова прижалась ко мне всем телом. – Не убивать! Мне нельзя убивать!

И вот тогда, услышав эти слова, я почувствовал, как ледяная дрожь пробежала от шеи до корней позвоночника. Эта женщина не просила, чтобы не убивали её! Она убеждала саму себя, что ей нельзя навредить другому существу. Двадцать вооружённых мужчин... Да, любезные мои, забавно, но я был уверен, что она действительно могла это сделать без особых усилий.

В захолустный городок, в котором я имел счастье или несчастье встретить девушку с вытатуированным знаком змея и голубки, я попал отнюдь не случайно. Здесь жил мой бывший друг, с которым я должен был свести определённые счёты. И пусть это не прозвучит так, словно я прибыл этого человека убить или наказать. О нет, я хотел лишь напомнить ему о задолженности, которую он не погасил, покидая меня без объяснений и не попрощавшись. А так как я имею честь – или, если угодно, слабость – быть человеком щепетильным, я решил найти знакомца и напомнить ему о старых долгах. Я не был настолько наивен, чтобы думать, что он примет меня с распростёртыми объятиями, но, тем не менее, осмеливался судить, что он сделает всё, чтобы усмирить мой гнев. Кстати говоря, я вовсе не чувствовал злости, ни тем более гнева, а только некоторое смущение тем фактом, что я так легко узнал, где он сейчас проживает. Что свидетельствовало о том, что когда-то я ошибочно считал его человеком хитрым и бывалым.

Я посмотрел в небо и увидел, как в бурых облаках исчезают последние лучи заходящего солнца. Я надеялся, что ватага под предводительством Гаспара Морды нашла в соседней таверне другой объект интереса, например, кружку пива, бутылку водки или грудастую девчонку. Безусловно, для их здоровья было бы полезней, если бы мы не встретились в этот самый момент, ибо удивительные нравственные принципы вампирши могли отступить перед гневом или отчаянием. И я, безусловно, не был тем человеком, который захотел бы её остановить. Не говоря уже о том, что, наверное, с тем же успехом я мог бы пытаться остановить лавину, сметающую всё на своём пути.

– Как твоё имя? – Спросил я. – Меня зовут Мордимер Маддердин…

Она смотрела на меня и у меня было впечатление, что по мере того, как сгущается тьма, её глаза увеличиваются и становятся всё более и более блестящими.

– Мор-димер Мад… – Она запнулась.

– Маддердин – Подсказал я.

– Маддддердддин, – повторила она медленно, выделяя согласные. – Красиво, Мордимер, красиво. – Она хлопнула в ладоши и рассмеялась, и я снова увидел острые как шпили снежно-белые клыки.

– А ты? Как мне тебя называть?

– Я? – спросила она немного беспомощно, и я видел, что он пытается вспомнить своё имя. Она пожала плечами. – Не знаю, Мордимер... – Она опять улыбнулась, как будто повторение моего имени уже было немалым успехом.

– Ну что ж, оставим это на потом, – сказал я мягко. – Ты хочешь пойти со мной?

– Да! – почти крикнула она. – Пойти с тобой! Только с тобой! Ты знаешь! Ты всё мне расскажешь, правда, Мордимер? Ты научишь меня, правда? Правда?

– Правда, – ответил я, сглотнув слюну. Я задумался, не будет ли она чувствовать себя разочарованной тем, что я сам ищу ответы и мне почти нечего ей рассказать. Трудно также не отметить, что меня беспокоило и то, какую форму может принять её разочарование...

Мой конь был животным спокойным и хорошо вышколенным. В конце концов, он происходил из конюшен хезского Инквизиториума, а тамошние лошади подлежат тщательному обучению. Они должны быть, прежде всего, объезжены. Ведь инквизитор, который пытается усмирить брыкающегося коня, испугавшегося громкого крика или перебежавшего дорогу зайца, был бы зрелищем как смешным, так и достойным сожаления. А мы не принадлежим к людям, любящим, когда их высмеивает народ. Конь инквизитора должен при этом обладать и необходимой долей агрессии. Ибо ручаюсь вам, что даже храбрые люди очень быстро впадают в панику, когда над ними нависают тяжёлые конские копыта, или когда они чувствуют на плечах укусы мощных зубов. Разве не забавно, что Господь создал мирного поедателя сена и травы, давая ему в то же время столь большую силу челюстей? Конечно, лошади, происходящие из конюшни Инквизиториума не могли сравниться с боевыми скакунами наших феодалов, ещё жеребятами приученными стоять на поле битвы, в суете и неразберихе боя. Хотя, думаю, даже боевой скакун богатого рыцаря запаниковал бы так же, как и мой конь, почувствовав запах вампирши. Он ржал, вырывался, пытался уйти как можно дальше от неё, и в его глазах я видел слепой страх. Что ж, у него, как видно, инстинкт самосохранения был развит лучше, чем у Гаспара Морды и сопровождавшего его сброда. Он должен был определить в ней сверхъестественное существо, и это болезненно поразило его здоровый конский разум и перевернуло вверх ногами его упорядоченную лошадиную систему ценностей...