Лотерея мыса Адлер - [8]

Солдат молчал и тяжело дышал, опустив голову. Он наконец понял и, пряча глаза, мутно, как в подушку, выговорил:

— Нет, ваше благородие, не блазнитесь. Грех вам. Как хотите, а я присягу сполню. К басурманам не пойду, не продам веру. Хочу середь своих помереть.

Мрачное, горькое покорство было в его словах, в опущенной седой голове. Бестужев внезапным размахом отшвырнул его от себя.

— Раб, — закричал он хрипло и ошалело, — раб… овца… илот, что сделали из тебя? Ты даже ненавидеть не можешь… — и, повернувшись, побежал во всю мочь на выстрелы.

Солдат кричал за его спиной, звал отчаянным криком, — он не обернулся.

Чаща редела. Впереди была прогалина. Он остановился и нащупал в кармане пистолет, тот самый, что лежал под подушкой в Дербенте. Он был маленький, двуствольный и странно похожий на тот, прежний, отнятый у Шепина-Ростовского. Два тонких ствола узорчатого Дамаска были похожи на пару склеенных и замороженных змеек. Он повертел пистолет в руке, как будто примеряясь.

Потом медленно поднял руку к голове, но прикосновение теплой стали было противно, и рука тотчас же опустилась.

Умереть! Нет! Смерть не была страшной! Он знал, что сегодня ему суждено в последний раз тянуть билетик беспроигрышной лотереи. Вчера было только два выигрыша. Чет или нечет. Беспросветная жизнь или смерть! Но сегодня открылась возможность третьего: свобода. Нужно было испробовать неожиданный шанс. Он выпрямился и широкими шагами пошел к прогалине. Дойдя до опушки, он вынул из кармана платок, накинул его на пистолет и, высоко подняв руку, выступил из опушки на открытое пространство, шагая, как дуэлянт к барьеру.

Солнце морило высыхающую траву. За деревьями противолежащей опушки мелькали тени. Там были они.

Его заметили. От деревьев отделились трое и побежали навстречу ему.

Он замедлил шаги. Он по-детски улыбался этим подбегающим братьям. И еще издали закричал им:

— Чох селяммум, кардашляр!.. Чох селяммум, кунакляр!

Жаркая радость туманила его зрение. Она была горяча, как жар лихорадки. Все пламенело и плясало в его зрачках.

Передний черкес был уже близко. До него оставалось не больше десяти шагов.

Бестужев широко раскинул руки, как бы готовясь обнять набегающего, и взглянул на него.

Стремительный толчок крови, бросившийся к вискам, шатнул его. Он закричал и задрожал, в оцепенении смотря на черкеса. Черкес был молод. У него было розовое, одутловатое, гладкое лицо с маленькими усиками.

Что-то невыносимо знакомое и страшное было в этом лице. Напряженно лопнула секунда, и он понял, он вспомнил. У черкеса было лицо Николая в тот день, когда в глухом подвале дворца через стол протянулась холодная рука для предательского рукопожатия.

Коротко и испуганно вскрикнув, Бестужев опустил пистолет на уровень этого жуткого своей непонятной схожестью лица и в забвении нажал курки. Отдача двойного выстрела вырвала оружие из его рук. Он вскрикнул вторично и, повернувшись, бросился без памяти бежать, как тогда с Сенатской площади.

До опушки, откуда он вышел, было недалеко, но неожиданно его сильно толкнуло в спину. Он удивленно оглянулся. Но сзади никого не было. Он подумал, что толчок почудился, и хотел снова бежать. Но в горле тепло защекотало. Он закашлял и удивился, когда с кашлем изо рта поползли кровавые пузыри.

Колени мягко подломились. Сопротивляясь нахлынувшей слабости, он трудно шагнул последним усилием и сел на горячую землю у дерева, лицом к черкесам.

Сквозь зеленое мерцание солнца, листвы и боли он увидел еще, как, по-звериному распластываясь, через прогалину бежали уже не трое, а много людей. Он пытался считать и не мог.

Сознание медленно покидало его, голова опускалась на грудь, и подбородком он ощущал противную мокроту набухшей кровью рубахи.

Черкесы добежали. Двенадцать шашек голубым взблеском сверкнули под солнцем и опустились на его голову и плечи, как огненные языки, дарующие свободу и покой.

Лотерея была кончена. Он выиграл нечет.

Рыжебородый карачаевец, с дрожащими от возбуждения и бега ноздрями, наступил на плечо и, коротко дернув шашкой, отсек голову. Она отвалилась, дрогнула и стала теменем книзу, как детская игрушка ванька-встанька.

Карачаевец, обтирая лезвие полой полотняного сюртука мертвеца, каркнул:

— Кеселибты коп баш урусляр бугют[1].

Ленинград, 10 ноября 1929 — 6 января 1930 г.

Комментарий

ЛОТЕРЕЯ МЫСА АДЛЕР. — Написан рассказ в 1929 г., напечатан в старейшем ленинградском журнале «Звезда» в 1930 г.

Александр Александрович Бестужев (литературный псевдоним Марлинский) (1797–1837) — писатель, декабрист, издавал вместе с К. Ф. Рылеевым альманах «Полярная звезда», отражавший настроения революционной дворянской интеллигенции, разделявшей или сочувствовавшей идеям будущих декабристов. В «Северное общество» был принят в 1824 г. Рылеевым. Примыкал к республиканскому крылу движения. В день восстания вывел на Сенатскую площадь Московский полк. Сам отдался в руки Николая I. Был обвинен в том, что «умышлял на цареубийство и истребление царской фамилии». Приговорен к смертной казни, но затем «помилован». Отбывал наказание ссыльным в Якутске, потом служил рядовым на Кавказе. Незадолго перед смертью произведен в прапорщики. Убит в схватке с чеченцами в районе мыса Адлер. Литературная деятельность Марлинского началась в 1818 г. Писал стихи, не раз переиздававшиеся и в наше время, повести в историческом роде. Особое значение имела его деятельность как критика, получившая высокую оценку В. Г. Белинского. В критических обзорах русской литературы и в своих литературных произведениях выступал как романтик. Огромную известность приобрели его повести, написанные на Кавказе («Аммалат-Бек», «Мулла-Нур»). В 1840 г. была опубликована статья Белинского, в которой повести Марлинского осуждались за вычурность, склонность к внешним эффектам, высокопарной риторике. Критика Марлинского Белинским способствовала утверждению в русской литературе реализма и демократизма.