Лощина - [38]

Как ни странно, любовь Мидж была отдана не ее блестящей матери из рода Энкейтллов, а тихому усталому отцу. Каждый раз, возвращаясь после визита в Эйнсвик, которым неистово восторгалась всю жизнь, она читала легкое неодобрение на усталом отцовском лице и тогда бросалась ему на шею, повторяя: «Я рада, что вернулась домой… Я рада быть дома!»

Мать умерла, когда Мидж было тринадцать лет. Иногда Мидж сознавала, как мало она знала о своей матери, рассеянной, очаровательной и веселой. Сожалела ли она о своем замужестве, которое поставило ее вне клана Энкейтллов? Этого Мидж не знала.

После ее смерти отец становился все более тихим и на глазах седел. Попытки устоять в борьбе с конкурентами делались все более бесполезными. Он умер тихо и незаметно, когда Мидж было восемнадцать лет.

Мидж жила у многих родственников со стороны Энкейтллов, принимала от них подарки, развлекалась, но от денежной помощи отказывалась. И хотя она любила их, иногда остро чувствовала себя человеком не из их круга.

«Они ничего не знают о жизни», – думала она с затаенной враждебностью.

Эдвард, чуткий, как всегда, озадаченно смотрел на нее.

– Я чем-то вас расстроил? – спросил он мягко.

В комнату вошла Люси. Она была в самой середине одного из своих обычных диалогов.

– …Видите ли, в самом деле неизвестно, предпочтет ли она «Белого оленя» или нас.

Мидж удивленно посмотрела на нее, потом на Эдварда.

– На Эдварда смотреть бесполезно, он все равно не знает, – заявила леди Энкейтлл. – Но ты, Мидж, ты всегда очень практична.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, Люси!

Люси казалась удивленной.

– Судебное заседание, дорогая! Должна приехать Герда. Остановится она у нас или в «Белом олене»? Конечно, здесь все связано с тяжелыми переживаниями… но в «Белом олене» найдутся люди, которые будут глазеть на нее, и, конечно, репортеры. В среду в одиннадцать или в одиннадцать тридцать? – Внезапно улыбка озарила лицо леди Энкейтлл. – Я никогда не была на суде. Думаю, что серый костюм и, конечно, шляпа, как в церкви, но, разумеется, без перчаток!

Люси прошла по комнате и, подняв телефонную трубку, сосредоточенно ее рассматривала.

– Знаете, – продолжала она, – у меня, кажется, вообще теперь нет перчаток, кроме садовых! Ну и, конечно, длинных, вечерних, оставшихся еще со времен губернаторства Генри. Перчатки – это довольно глупо, не правда ли?

– Их единственное назначение – избежать отпечатков пальцев во время преступления, – сказал улыбаясь Эдвард.

– Как интересно, что ты сказал именно это! Очень интересно! А зачем мне эта штука? – Леди Энкейтлл с легким отвращением посмотрела на телефонную трубку, которую держала в руке.

– Может быть, ты хотела кому-нибудь позвонить?

– Не думаю. – Леди Энкейтлл задумчиво покачала головой и бережно положила трубку на место. – Мне кажется, Эдвард, что ты не должен волновать Мидж. Она и так переживает из-за смерти Джона больше, чем мы.

– Дорогая Люси! – воскликнул Эдвард. – Я только выразил беспокойство по поводу места, где работает Мидж. По-моему, оно совершенно неподходящее.

– Эдвард считает, что у меня должен быть восхитительный, полный понимания и сочувствия работодатель, который сможет меня оценить, – сухо сказала Мидж.

– Милый Эдвард, – с полным пониманием улыбнулась Люси и вышла из гостиной.

– Серьезно, Мидж, – обратился к ней Эдвард, – меня беспокоит…

– Она платит мне четыре фунта в неделю, – перебила его Мидж. – В этом все дело!

Она быстро прошла мимо Эдварда и вышла в сад.

Сэр Генри сидел на своем привычном месте – низкой ограде, но Мидж свернула в сторону и направилась к цветочной дорожке. Ее родственники, конечно, очаровательны, но сегодня все их очарование ей ни к чему.

В верхней части дорожки на скамье сидел Дэвид Энкейтлл. Чрезмерным очарованием он не отличался. Мидж направилась прямо к нему и села рядом, отметив про себя со злорадством его замешательство.

«Как невероятно трудно, – подумал Дэвид, – удрать от людей».

Он вынужден был покинуть спальню из-за стремительного нашествия горничных со швабрами и тряпками. Библиотека с «Британикой», на что он уповал с оптимизмом, тоже оказалась ненадежным убежищем. Леди Энкейтлл дважды появлялась и исчезала из библиотеки, ласково обращаясь к нему с вопросами, на которые, кажется, просто невозможно дать разумный ответ.

Он вышел в сад поразмышлять о своем положении. Этот визит, на который он нехотя согласился, теперь затянулся из-за внезапного убийства. Дэвид, предпочитавший созерцательность «Академического прошлого» или серьезные дискуссии относительно «Будущего левого крыла», не привык иметь дело с жестокой реальностью настоящего. Дэвид, как он решительно заявил леди Энкейтлл, никогда не читал «Ньюс оф де уорлд», но случилось так, что происшествие, достойное этой газетенки, само пожаловало в «Лощину».

Убийство! Что подумают его друзья! Как, вообще говоря, следует относиться к убийству? Какую реакцию оно должно вызвать – скуку? Отвращение? Или восприниматься как нечто слегка забавное?

Стараясь разобраться во всем этом, Дэвид меньше всего хотел, чтоб ему помешала Мидж. Он с беспокойством посмотрел на нее, когда она села рядом, и его удивил вызывающий взгляд, которым она ему ответила. Несимпатичная девушка, и никакого интеллекта.