Лошадиный Суп - [11]

- Нет, нет, нет...

Оля встала, пошла к лифту. Алеша бросился за ней.

- Может, я беременна? - Лежа на кровати в номере, она гладила свой живот. - Но у меня так никогда не было.

- Ты резко встала, зайка. Лежи. А обед я закажу в номер.

- Не говори мне про обед! - прерывисто задышала она.

- Попей просто соку.

Мини-бара в номере не было, Алеша спустился вниз, вернулся с толстой желтой бутылкой.

Сок потек в стакан. Оля поднесла его ко рту, с трудом сделала глоток. Ей показалась, что она пьет топленое масло. Она поставила тяжеленный стакан на тумбочку.

- Потом.

Но потом она не смогла уже выпить даже сока. Любая мысль о еде вызывала оцепенение и наливала ее тело угрожающей тяжестью, стремительно переходящей в тошноту.

- Это у тебя чисто нервное, - подумал Алеша. - Анорексия на почве быстрой смены впечатлений. У меня есть реланиум. Я его всегда с похмелья пью. Выпей пару. Сразу расслабишься.

Оля приняла две таблетки, полистала "VOGUE" и задремала. Проснувшись в четыре часа, она снова приняла душ, оделась.

- Знаешь что, слон. Я сегодня есть вообще не буду. Поехали в твой замок.

Вечер они провели в Монтрё. Алеша съел сосисок с картофельным салатом и выпил кружку пива. Оля в это время гуляла по набережной. В Женеву вернулись к полночи и завалились спать.

Утром Оля проснулась в семь, тихо привела себя в порядок и, не будя мужа, спустилась вниз: ей сильно хотелось есть. Выйдя из лифта и сказав "morning" официанткам в белых передниках, она взяла большую теплую тарелку, завернутые в салфетку нож с вилкой и двинулась к еде. Но едва она увидела смертельные холмы салатов, рыбы, сыров, ветчины и фруктов, ноги ее подкосились, тарелка выскользнула из рук. Олю вырвало желчью на ковер.

Несмотря на полный порядок со страховкой, Алеша побоялся вызывать местного врача:

"Еще припаяют инфекционку - и в стационар".

Зато он нашел три адреса женевских психиатров.

- Не пойду в дурдом, - оттолкнула Оля руку Алеши с карточкой. - Дай воды.

Алеша подал стакан. Воду она могла пить.

- Когда мы едем в Италию? - спросила она, садясь на кровати и приваливаясь к стене.

- Послезавтра.

- Чего у нас сегодня?

- Валлис. Винный погреб в Ветро.

- Поехали, - решительно встала она.

В винном погребе Сержа Ро было прохладно. Заплесневелые штабеля бутылок под кирпичными сводами, как и в Бургундии, вызвали у Оли чувство надежного покоя. Но пить вино она не смогла. Бокал с рубиновым "Comalin" весил тонну смерти, поворачивался, наплывал, заслоняя все привычно-безопасное; его густой зловещий блеск заставлял Олино сердце замирать.

Зато Алеша в погребе напился так, что Оле пришлось до поезда тащить его на себе.

Ночью в отеле, отдаваясь все еще не протрезвевшему Алеше, Оля смотрела в пегий от огней потолок и пыталась понять, что с ней происходит:

"Может, я просто переутомилась? Или это шок от Запада? Писала же Марина Влади, что Высоцкого в Берлине на Курфюрстендамм вырвало, когда он западное изобилие увидел. И кричал: "Кто же выиграл войну, твою мать?!" Или мы слишком быстро едем... Или это беременность такая странная... Значит, рожу..."

Но через два дня в Риме пришла менструация. И Оле стало совсем плохо. Не евши ничего уже трое суток, она лежала в отеле, дремала и пила воду. Алеша позвонил отцу в Москву, тот связался с российским посольством, и вскоре хмурый русский доктор щупал слабый пульс Оли. Осмотрев ее, он вышел в коридор на переговоры с мужем.

- Может - простое переутомление, а может, и МДП, - неопределенно потер доктор свою толстую переносицу, разговаривая с Алешей в коридоре отеля.

- А как же нам... с экскурсиями? - задумался Алеша, глядя на репродукцию рисунка Леонардо в аляповатой рамке.

- Вот что, коллега. Я вашей супруге вколю седуксена с барбитальчиком. Пусть проспится глубоко. А с утра дадите ей реланиума. Но в Москве обязательно сходите к психиатру.

Оля проспала 14 часов и встала спокойной и отдохнувшей. Алеша дал ей таблетку, она приняла и, не завтракая, отправилась с ним на экскурсию по городу.

- Будем считать, что у меня диета, - пошутила она.

Но к вечеру она сильно устала, и ей страшно захотелось есть.

- Закажи мне в номер тост какой-нибудь и чай, - попросила она.

Алеша заказал. Оля посмотрела издалека на разрезанную вдоль булку с торчащим краем ветчины и чашку с чаем.

- Слон, выйди, пожалуйста.

Алеша поцеловал ее и вышел.

"Чего я, в самом деле? - Оля исподлобья смотрела на еду. - Иди, возьми и ешь".

Она твердо пошла к столу. Но после двух шагов ноги ее стали пластилиновыми, и этот пластилин вязкого страха стал плавиться. Смертельный тост, осклабившись, показывал ей мертвый свинцовый язык. Оля рухнула на кровать и разрыдалась.

- Зайка, как? - Алеша через некоторое время заглянул в дверь.

- Убери... унеси... - всхлипывала она.

Алеша вынес еду в ванную, присев на унитаз, съел тост, запил чаем, дожевывая, вернулся в комнату.

- Я одна полежу... - смотрела Оля мокрыми глазами в белую стену с дешевым покрытием.

Алеша присел к ней на кровать, вытер ей щеку.

- Слушай, а если глаза завязать?

- Я одна полежу, - повторила она.

- Я схожу на площадь, ладно?

- Ага.