Лондонские поля - [214]

Кит в ужасе отвернулся. Слева от него какой-то дартсмен ждал возле утонувшей в сумраке линии метания, сжимая в руке свои дротики и уронив голову на грудь, — мученик нетерпения. Кто-то швырнул на прилавок монету. Та вращалась на ребре и постукивала — в точности как холодный автомобильный двигатель перед тем как завестись. Да, монета эта продолжала качаться-вращаться и постукивать, все быстрее, все напряженней. Это будет его последний вечер — он сам до конца размотал свою нить… Шебутной Шекспир дрожал, стоя от него в трех метрах и посунувшись лицом в двойные двери «Черного Креста». Сегодня был тот день, когда, согласно Шекспирову плану, ему надлежало повести своих избранных к горам Эритреи, земли обетованной. Хотя, когда нынешним утром он огляделся вокруг, войдя в «Черный Крест», не очень-то было на это похоже… Он чувствовал, что снаружи похолодало, поднялся ветер, а голуби приутихли. В четырехстах милях отсюда острие темного конуса тени длиной в четверть миллиона миль двигалось к нему со скоростью две тысячи миль в час. Затем последовало предчувствие перемены, как при приближении фронта циклона или грозовой тучи, когда свет меркнет — но становится насыщеннее. И вот по всему небу протянулась тень. Полное затмение. Шекспир плакал. Он знал, что, когда страходень обращается в страхоночь, когда страхосолнце становится страхолуной, должно произойти нечто ужасное.

Кроме того, высоко вверху (если кто-то был способен ее обнаружить) гордо сияла Венера, в неожиданных сумерках выглядевшая просто великолепно. Дочь Юпитера, супруга Вулкана, любовница Марса, она никогда не бывала ярче, чем тогда, когда над землею переливалась тьма полного затмения.

Где была Николь Сикс?

Этого никто не знал.

Оказалось, что «Свет многих солнц» представляет собой военные мемуары, по-своему весьма и весьма замечательные. Гай покончил со своим faisan à la mode de champagne и с пристыженным лицом пил кларет, ресторанная цена которого, как он подозревал, раза в три превышала минимальный недельный заработок. Автор книги, полковник авиации Леонард Чешир, кавалер Креста Виктории, ордена «За заслуги», ордена «За боевые заслуги» и креста «За летные боевые заслуги», католик и, ясное дело, славный парень, был один из двух британцев, наблюдавших ядерную бомбардировку Хиросимы.

Гай выглянул в иллюминатор. «Второй контакт», то есть первый момент полного затмения, имел место двадцатью минутами раньше. Пилот «Конкорда», энтузиаст затмений, член клуба «Тысяча Секунд[97]», объявил о своем намерении оставаться в перемещающейся на восток глубокой тени, пока не начнет снижение над Ирландией. Таким образом, полное затмение для пассажиров «Конкорда» длилось намного дольше, чем три минуты, отпущенные земным наблюдателям. Когда оно началось, Гай напрягся, как бы в ожидании удара. По крайней мере, попытался. Но тут же осознал, что не может стать хоть сколько-нибудь напряженнее, чем уже был. Точно так же, как его фаллос не может сделаться хоть сколько-нибудь тверже. В тот миг, когда очертания луны полностью закрыли солнце, солнечная корона с фантастической синхронностью омыла края черного диска незабываемым пламенем. Гай был потрясен и даже удручен столь плотной пригонкой двух небесных тел. Конечно, только наблюдатель с небесными привилегиями мог в полной мере оценить этот безупречный бильярдный удар, точный, убийственно точный, на девяносто миллионов миль. Возможно, это и есть необходимое условие для существования жизни на планете: солнце должно быть тщательно пригнано к луне. Полная тень начала обгонять самолет; пилот снова прочувствованно обратился к немногим своим пассажирам, призывая их полюбоваться эффектом «бриллиантового кольца», сопровождающего «третий контакт», при котором на небе снова появляется передняя кромка солнечного диска. Да, да, да: точь-в-точь камушек на колечке! Может, это кольцо для нее? Небесная помолвка.

Началось снижение. Гай взялся за «Свет многих солнц». Дойдя до сорок шестой страницы, он уронил книгу на пол. Дотянулся до бумажного пакета и раскрыл его перед своим ртом. Стал ждать. Может быть, существовало какое-то объяснение. В конце концов, это, возможно, было чем-то совершенно невинным…

«Энола Гей» — это был самолет, вылетевший на бомбардировку Хиросимы. Пилот назвал его в честь своей матери, ее девичьим именем. Когда-то он был ее малышом.

Но «Малышом» называлась и атомная бомба. Которая за три минуты уничтожила пятьдесят тысяч человек.

Кит стоял на ее крыльце и чуть не плакал, вертя в руках большую связку ключей — Китовых ключей, ключей тюремщика, ключей, позволяющих войти к Дебби, Триш и Энэлайз, ключей от квартиры, от машины, от подвала и от гаража. Но только не ключей от квартиры Николь. Он снова нажал на кнопку звонка, потом снова перепробовал все ключи. Теперь Кит был близок к панике, матерной, дребезжащей панике. Ему позарез требовалось ее увидеть, но не ради акта любви и ненависти — к его собственному удивлению, этого, насколько он мог судить, ему больше ни с кем и никогда совершать не хотелось. Нет, он нуждался в ней потому, что она в него верила: она была другим миром, и если она говорила, что Кит реален, то и весь другой мир говорил то же самое. Но постой-ка… Что, если она угодила где-нибудь под автобус? Дартсовые его туфли, дартсовые штаны, дартсовая рубашка, даже сам его!.. Кит похлопал рукой по своей грудной клетке, в которой клубился непроницаемый ужас. Потом колени его распрямились — он испытал облегчение. Не все потеряно. Подсумок с дротиками оставался там, где ему и надлежало быть, — в самом близком к сердцу кармане. Кит снова позвонил, снова перепробовал все ключи. Все это время он чувствовал, что в спину ему упираются чьи-то взгляды. В этот день даже по тупиковой улочке сновали толпы народу, она наполнилась голосами и жестами — тут явно происходила какая-то миграция населения. Кит обернулся. С тротуара за ним наблюдал одинокий полицейский, неподвижный на фоне спешащих прохожих позади него. Совсем пацан. В полицейской форме. В долбаной этой сиське на голове. Кит был почти уверен, что полицейский этот не станет лезть на рожон — просто из опасения, что с ним расправятся по-свойски. Но вот он двинулся вперед, заинтересованно наклонив плечи… что ж, всклокоченный Кит, горбящийся над своими ключами, выглядел, возможно, не слишком-то импозантно. Поэтому он исполнил целую пантомиму, похлопывая себя по всем карманам, затем повернулся как на шарнирах, скорбно покачивая головой. Прогулочным шагом прошел вниз по тропинке и с долей прежней бесшабашности («скотч» и добавленное к нему «порно» делали свое дело) впрыгнул в тяжелый «кавалер». Кит тронулся с места непреднамеренным рывком, едва не врезавшись в оставленную без присмотра детскую коляску и следя в зеркале заднего вида за удаляющимися очертаниями страхомрази.