Лондон - [391]

Люси не знала никого, способного дать ей желаемое: уютное место для Дженни как можно дальше от Ист-Энда – в приличном доме, где ее не обидят. Да и как знать, почему бы Дженни не получить крохотную толику огромного состояния Сайласа?

Таким образом, в десять утра она явилась в контору на Линкольнс-Инн, назвалась и спросила мистера Одстока.

Он протомил ее в ожидании два часа – суровый, седой и сутулый старик, который откровенно удивился при виде Люси, но также, вне всяких сомнений, прекрасно знал, кто она такая. Адвокат расспросил ее в своем маленьком кабинете, заставленном книгами, осторожно кивнул и, чуть подумав, изрек:

– Боюсь, мне нечем вам помочь. Мне неизвестны такие случаи, хотя я не сомневаюсь, что они встречаются.

– Значит, мой родственник вообще не обмолвился обо мне?

– Помимо первоначальных инструкций – ни разу.

– Но что стало со всем его богатством? – вдруг выпалила она.

– Как же? – Тот несколько растерялся. – Его дочери… – Видя, что Люси не понимает, он полностью замкнулся. – Боюсь, я ничего не могу для вас сделать, – сказал мистер Одсток, распахнул дверь и, прежде чем та осознала происходящее, выставил ее вон.

Люси просидела на холодной площади целых десять минут, усиленно размышляя. Она не могла ошибиться, старый адвокат так и сказал: у Сайласа были дочери. Может быть, хоть одна сжалится над ней и девочкой? Но кто они такие? И где их искать?

Тут Люси кое-что вспомнила. На заре своего правления королева Виктория распорядилась регистрировать рождения, браки и смерти не только в приходах, но и в едином лондонском реестре. К нему допускали даже простую публику. «Если найду записи о браке, то хоть имена узнаю», – подумала Люси. Она нервно подошла к шедшему мимо адвокату и услышала, что это учреждение находится не так далеко. И ранним днем вместе с несколькими другими посетителями оказалась перед внушительным архивом. Записи были собраны поквартально и выполнены каллиграфическим почерком на плотной пергаментной бумаге. В них содержались сведения обо всех браках, заключенных в Англии.

Люси и не подозревала, что в мире так много Доггетов. Сперва она усомнилась в возможности обнаружить хоть что-то, но постепенно разобралась. Шарлотту она пропустила, так как на время ее замужества семейство еще не переехало в Блэкхит, однако чуть позже, перед самым закрытием, набрела на нужную запись: Доггет, Эстер, сочеталась браком с Силверсливзом, Арнольдом.

Дочь? Где она теперь? Как раздобыть ее адрес, во имя всего святого? Покинув Регистрационную палату, Люси какое-то время прикидывала, что делать дальше, и вспомнила о полезности адвокатов.

Вернувшись с отменного ланча, мистер Одсток столкнулся с молодым Силверсливзом – подававшим надежды внуком Сайласа Доггета, которого он с удовольствием принял на младшую должность.

– Представьте себе, – заговорил он оживленно, – сегодня утром я виделся с прелюбопытной родственницей…

Мистер Одсток хотел добавить «вашего деда», но вспомнил вдруг о четких наставлениях Сайласа и передумал.

– С родственницей?.. – подхватил молодой Силверсливз.

– Пустяки, – стушевался старик. – Моя кузина. Вам это вряд ли интересно.

Граф Сент-Джеймс решил прогуляться, благо времени у него было много, а настроение – лучше некуда.

Его сватовство к Нэнси имело огромный успех. Ему пришла в голову удачная мысль пригласить ее на выездную прогулку. Под небом студеным и синим их экипаж выехал с Пикадилли и по дороге, искристой от изморози, проследовал мимо величественной резиденции Эпсли-Хаус, построенной старым герцогом Веллингтоном, и очутился в Гайд-парке. Пейзаж будто явился из сказки. Они миновали заледеневшие, словно стеклянные, деревья и добрались до места, где некогда стоял знаменитый Кристалл-Палас. Теперь здесь красовался пышный памятник принцу Альберту, напротив которого, сразу за парком, вздымался огромный овальный силуэт недавно построенного Альберт-Холла. Они взирали на него в колдовской тишине, после чего, как только достигли участка, где западная часть Гайд-парка переходила в Кенсингтонские сады, он предложил ей выйти за него замуж.

Нэнси попросила дать ей подумать – сугубо ради приличий, конечно, – но лишь несколько дней, и он почти не сомневался в положительном ответе.

– И вам придется спросить моего отца, – напомнила она.

Сент-Джеймс, шагая по мостовой, все не мог решить, кого повидать первым – отца или дочь.

Но так или иначе, он был настолько воодушевлен, так уверял себя в любви к девушке, что отвлекся на подарок самому себе.

В Лондоне было много торговцев живописью, но он предпочитал француза, мсье Дюран-Рюэля, владевшего галереей на Нью-Бонд-стрит. Недавно граф взялся собирать пейзажи Темзы; граф понятия не имел, с чего его так тянуло к реке, но это было так. Он приобрел одну картину, написанную жившим в Лондоне американцем Уистлером, но цены Уистлера слишком кусались – больше сотни гиней. У Дюран-Рюэля он мог купить за меньшую сумму работу немодного, но изумительного французского художника Клода Моне, который часто останавливался в Лондоне запечатлеть реку. И прежде чем отправиться на свое рандеву, граф условился о покупке нового Моне по очень скромной цене.