Лондон: Бегство из ада - [23]

Еще издали он почувствовал, что приближается торговая станция. На стенах тоннеля тут и там попадалась реклама гостиниц, ресторанов и магазинов с объявлениями цен. Она мало напоминала остатки прежней рекламы, еще кое-где украшавшей вестибюли станций и напоминавшей о былой жизни. На родной станции Ника тоже имелась старая реклама какой-то гостиничной сети, где чернокожие мужчина и женщина, одетые в гостиничные махровые халаты стояли на фоне двухспальной кровати и прочего интерьера гостиничного номера, вытянувшись почти по стойке смирно, и смотрели в объектив с идиотскими улыбками. При этом женщина держала в руке на уровне пупка большой бокал с белым вином, а мужчина – зубную щетку. Он то ли выпил уже свое вино и теперь намеревался почистил зубы, то ли, наоборот, собирался почистит зубы, а уже потом приступить к выпивке.

Для обитателей станции все, изображенное на плакате, было предметами неслыханной роскоши: мягкие, длинные и, наверное, невероятно удобные халаты, вино, стоившее теперь баснословных денег, зубная щетка и, конечно же, кровать у них за спиной. Жители метро обходились спальными мешками или лежанками из досок. У богатых были притащенные сверху узкие раскладные кровати, у начальников станции и крупных оптовых торговцев – тахты и диванчики, но такой огромной кровати, кажется, не было ни у кого.

«И чего не жилось им, на таких-то кроватях? – мрачно думал Ник, временами разглядывая закопченный плакат, наклеенный на вогнутую стену тоннеля. – Бомбами вздумали кидаться. Вот и докидались теперь».

Плакат всегда раздражал его недоступностью тех вещей, которые были на нем изображены, и он даже предлагал Кену содрать его со стены, но тот не захотел.

– Пускай висит – красиво, – сказал начальник станции.

«Конечно, – подумал тогда Ник, – он видел все эти вещи вживую и даже пользовался ими. Разгуливал, наверное, в таком вот халате по гостиничным номерам в разных городах и странах. Ему приятно вспомнить. А что вспоминать мне?»

Ник тоже видел большие кровати в домах, которые прочесывал в поисках чего-нибудь полезного. Но выглядели они совсем не так – пыльные, в кусках обвалившейся штукатурки, кишащие паразитами-мутантами и часто с истлевшими телами на них. Мысль прилечь на такую кровать ему никогда и в голову не приходила.

Станция «Бонд Стрит» была не в пример богаче его родной «Квинсвэй». Здесь пересекались линии глубокого заложения Джубили и Сентрал, красная и серая, если смотреть на схему, и было очень удобное место для торговли. Правда, следующая за ней по красной линии станция «Оксфорд Сэкас», на которой пересекались целых три линии – красная, голубая и коричневая – была еще богаче и оживленнее, но она принадлежала уже «Южному Кресту», и на нее граждан «Арсенала» не пускали.

Иногда Ник пользовался станцией «Бонд Стрит», чтобы подняться наверх и пройтись по знаменитым некогда магазинам улицы Оксфорд-стрит, которые, говорят, привлекали в прежние времена толпы туристов со всего мира. Конечно, все они стояли разграбленными, но если хорошенько поискать в задних помещениях, можно было найти немало полезных для подземки вещей, преимущественно, одежды, обуви и хозяйственных мелочей. Из технических устройств он брал только ноутбуки, букридеры и музыкальные проигрыватели. Мобильные телефоны и радиоприемники оставлял на месте – ни мобильной связи, ни радиовещания больше не существовало.

Компьютеры чаще всего тоже не работали, и их приходилось продавать местным умельцам на запчасти, но если попадался пригодный к использованию ноутбук, за него можно было выручить столько, что потом не было нужды подниматься на поверхность целый месяц.

Из всех универмагов на Оксфорд-стрит, Нику особенно нравился «Селфридж». Конечно, там уже мало что осталось от прежних времен, но сама обстановка впечатляла. Он как-то сказал об этом Бивню и тот с ним согласился. Бивень бывал еще в «Харродсе», самом известном лондонском магазине, роскошью отделки превосходящем «Селфридж», но «Харродс» ему не понравился.

– Понимаешь, – говорил он, – «Харродс» слишком уж арабский. Им ведь и владели раньше арабы – сначала египтянин, потом кто-то из Катара. Вся эта тяжеловесная восточная роскошь с обильной позолотой и низкими потолками не по мне. Воздуху мало. А вот «Селфридж» – совсем другое дело. Он как бы прозрачный снизу доверху. Много мрамора, витражей и никакого золота.

– И много мутантов, – добавил Ник.

– Куда же без них, – согласился Бивень. – Весь Лондон ими кишит.

Реклама гостиниц на станции «Бонд-стрит» была написана просто на кусках фанеры, иногда светоотражающей краской и весьма часто – неровными буквами. Она обещала роскошную обстановку и первоклассный сервис, но и то, и другое являлось таковым только по аскетичным меркам метро. В прежние времена, как заметил один из стариков, они не потянуло бы даже на половину одной звезды.

Наконец показалась платформа. Повсюду торговцы разгружали свой товар с дрезин и отгоняли пустой транспорт в тупиковые тоннели на хранение. Основная их масса была, конечно, от ближайших соседей по серой линии – станций «Бейкер-стрит» и «Грин-парка». С «Оксфорд-секас» на ярмарки теперь не приезжал никто. Но и без них народу хватало.