А наша новенькая биологиня вдруг всплескивает руками и к луже со всех ног:
— Ой, мальчики, прелесть какая!
Кузюмов с Рычиным на всякий случай за ней бросаются. И замирают.
— Действительно, великолепно! — изрекает штурман после минутного созерцания. — Такого сувенира никто еще не привозил…
— Вот именно! — рычит командир, направляется ко мне и твердой дланью, овеянной космическими ветрами, берет меня за шиворот. — Признавайся, жаловался аборигенам на жизнь?
Пожимаю плечами — было дело.
— И говорил, что данным наших разведок — грош цена?
— Что-то вроде…
— И что мы побираемся на складах?
— Ну, не то чтобы побираемся, но все-таки…
— И что клянчим у освоенное плазматрончики полевые?
— Положим, не плазматроны, а мультигрейферы…
— И что наш «Молинель» гроша ломаного не стоит?
Тут я молчу.
— Узнаю космопроходца по жалостливым словесам! Поди сюда, плакальщик вселенский, полюбуйся — твоя заслуга!
Что делать — подошел. А там лежит блестящий золотистый диск, метра полтора в диаметре. По ободу — изящнейшая чеканка: сплетенье виноградных лоз, где вместо ягод — крошечные галактики, а из-под листочков выглядывают разные диковинные конструкции, по-видимому, знаменующие развитие земной техники, а если честно признаться — помесь гетеродина с отверткой для работы в невесомости. А в самой середке этого затейливого венца — здоровенная единица и четкая выпуклая надпись, выполненная дециметровыми литерами
— Иди подбери монетку, — приказывает командир, — тебе говорю, позорище десантного космофлота! Доплакался-таки до того, что подали ему на бедность…
И тут вдруг возникает мелодичный голосок нашей биологини:
— Ну это с какой стороны посмотреть, — говорит она столь естественно, сколь может это сделать только тот человек, который не усвоил первую заповедь космолетчика: с командиром не спорят. — Зато теперь наш Стефан располагает уникальной монетой, за которую передерутся все нумизматы мира. Если бы только еще убрать мягкий знак…
Вот так мы и отбыли с Земли Григория Полубояринова, увозя с собой уникальный сувенир и потихонечку радуясь тому, что бояты не пришли нас провожать: не пришлось краснеть, благодарить за поданный грошик.
Но неожиданно благодарность получили мы сами: когда «Молинель» отошел от Боярыни на добрую сотню тысяч километров, экран межпланетной связи вдруг сам собой загорелся, и на нем в масштабе один к одному возник мой аксакал, который понятия не имел не только о гиперпередаче сигналов в космосе, но и о простейшем детекторном приемнике.
И тем не менее он возник.
— Люди Земли, — проникновенно проговорил он, — мы благодарим вас за то, что вы открыли для нас совершенно новый и чрезвычайно выразительный вид искусства: телекинетическую чеканку по металлу, который мы до сих пор считали совершенно ненужным, бросовым материалом. Прилетайте к нам еще, а мы уж постараемся приготовить достойные вас дары!
Я открыл было рот, чтобы ответить — мы, мол, и этим по горло сыты, но увидел у собственного носа кулак Михаилы Рычина.
— Мы обязательно вернемся! — проворковала совершенно освоившаяся на корабле биологиня.
Но самое неожиданное подстерегало нас на базе, когда мы принялись систематизировать привезенные экспонаты и, в частности, решили придать нашему сувениру безупречный вид. Для этого и надо-то было совсем немного: убрать никчемный мягкий знак. Но неведомый сплав, из которого был изготовлен монетный диск, не поддавался ни сверлу, ни напильнику, ни даже плазменному резаку. Прознав про это, металловеды всей Большой Земли оттеснили атакующих нас нумизматов и начали форменный бой за обладание хотя бы крупинкой нашей уникальной монеты.
Но все было безуспешно.
Дело в том, что каждое мое слово бояты поняли буквально, и не знаю уж, как это у них получилось, но своего они добились: грош, полученный мною в подарок, никогда не станет ломаным…
