Реакции не последовало. Пашину болтовню они пропустили мимо ушей. Юра, глядя по сторонам, напряжённо, нахмурив лоб, думал о чём-то, словно пытался разгадать важную, не дававшую ему покоя загадку. Марина не спускала с него глаз и, будто читая его мысли, спросила:
– Ты думаешь о том рисунке на стене?
Юра, по-прежнему сосредоточенно и серьёзно, посмотрел на неё и слегка кивнул.
Паша, услышав Маринин вопрос, немедленно поинтересовался:
– Это что ещё за рисунок? На какой стене? Я пропустил что-то интересное?
Юра, вновь проигнорировав друга, не отрывая взгляда от Марины, взял её за руку и чуть-чуть стиснул её тонкие прохладные пальцы.
Однако Паша не унимался. Не в силах вынести того, что от него что-то скрывают – и, судя по всему, что-то крайне любопытное и интригующее, – он буквально наседал на приятеля, канюча ему в самое ухо:
– Так что за рисунок-то, Юр? И вообще, что там у вас произошло? Ты, я так понял, порешил-таки этого громилу?
Юра, вынужденный наконец обратить внимание на назойливого, как муха, товарища, шевельнул бровью и криво усмехнулся.
– Этого, как ни странно, да… Такой вот счастливый случай…
Паша недоумённо воззрился на него.
– То есть как «этого»? Он же вроде один и был!
Юра дёрнул плечом, устремил взгляд на ясное, без единого облачка, безбрежное небо и, чуть помолчав, вполголоса произнёс:
– Как выясняется, никто не бывает на свете совсем один. Даже этот… – Он не договорил и повесил голову, будто опять задумавшись.
Паша, совершенно не удовлетворённый такими недомолвками, пытался продолжить свои расспросы, но наткнулся на глухую стену молчания и отстранённости. И тогда он, помотав взъерошенной головой, обернулся в сторону бункера и с оттенком сожаления в голосе проговорил:
– Эх, жаль меня там не было вместе с тобой. Уж я бы показал ему Кузькину мать! Пожалел бы, что на свет родился, чёртова горилла!
Юра, услыхав эту наивную детскую похвальбу, вновь скривил губы в мрачной усмешке и тихо, почти про себя, вымолвил:
– Не переживай. Может быть, у тебя ещё будет такая возможность. Всему своё время…
Паша не понял и эту немного загадочную фразу и уставился на друга, ожидая разъяснений. Но тот отвернулся от него и, поднявшись с земли, прежним негромким, усталым голосом сказал:
– Ладно, нечего тут больше делать. Пошли отсюда.
Он подал руку Марине, помог ей подняться, и они, взявшись за руки, направились к лесной дороге, по которой пришли сюда не так давно.
Паша же постоял ещё немного на месте, крутя головой и жадно вглядываясь в покинутые и забытые всеми, заросшие буйной зеленью постройки, точно не решаясь расстаться с местностью, куда он так долго и настойчиво стремился попасть. Но уже через минуту, будто вспомнив о чём-то, насупился, передёрнул плечами и, бросив кругом зоркий, словно запоминающий и фиксирующий малейшие подробности взгляд, потрусил вдогонку за спутниками, провожаемый острыми взорами и хриплым, отрывистым карканьем ворон, облюбовавших крыши заброшенных строений и, очевидно, лучше, чем кто бы то ни было, знавших тайну этого места.
