Логово - [39]

Бывший биолог даже не очень помнил, почему после переговоров с военными, где он присутствовал, они с Мариной оказались идущими вместе по направлению к его берлоге. А потом и вдвоем в его комнате.

Она не расспрашивала его. Ни про армянское кафе, ни о том, что он там видел. Ни про глаза за окном. Ни про его мнение о содержимом диска. Вместо этого они выпили по рюмке коньяка (который она принесла) и поговорили немного о прошлом.

«Ну и что с того, что свою историю я полностью выдумал? К женщинам подход нужно знать, салаги».

А вот ее история явно была подлинной. Про то, как тяжело ей жилось после того, как ее, школьницу, приехавшую к бабушке на выходные, лежащую без сознания, затащили в убежище завода какие-то незнакомые мужики. Это было еще тогда, когда в ближнем Подмосковье уровень фонового излучения гарантировал получение смертельной дозы за двенадцать часов.

«Ну конечно, если бы тебя оставили там, было бы легко».

Про то, как ей не хотелось жить и как хотелось выпить уксус или вколоть себе воздуха в вену. Хотя с людьми, которые ее спасли, ей повезло. Не все в те времена сохранили человеческий облик и не все могли спасти чужую девочку только из альтруистических соображений.

Настолько это была слезливая история, что впору было забыть, что «девочке» сейчас уже сильно за тридцать и она уже несколько лет, с тех пор, как помер ее предшественник, выполняет не самую простую и благодарную работу по распределению среди жителей материальных благ – работу, где невозможно не стать черствой и прожженной.

Может, он ограничился бы словами поддержки, а потом тактично выставил бы ее за дверь и лег спать. Если бы она сама не проявила инициативу. А тут ни один мужчина не удержался бы, будь он хоть трижды женат. Не говоря уже о мужчине, который одинок и свободен, как ионизированный атом водорода.

«Ну, раз так, ты сама напросилась». Он тогда притянул ее к себе и начал освобождать ее от плотно сидящих джинсов. А дальше все было предсказуемо, хотя эта предсказуемость удовольствие меньше не делала.

В промежутках между поцелуями он плел ей какую-то ерунду, почти все из которой теперь не мог вспомнить: что он станет самым главным в их деревне, когда Семеныч отбросит копыта от своей бормотухи; что он сделает ее королевой. А потом увезет в белом самолете на сказочные острова, где у них будет вечный медовый месяц, куча детей (вещи взаимоисключающие, возможно, но не в мечтах), счастливая старость и смерть в один день.

Сейчас ему было немного стыдно за сказанное. Но в тот момент, конечно, она таяла от этих слов, как свеча из воска, как кусок масла на сковородке.

Естественно, он был не маленьким мальчиком, и понимал, что женщины в такой ситуации в первую очередь хотят получить теплоту и участие, а уж потом то, что им нужно только как приложение. Чего-чего, а участия он мог дать любому и в любых количествах. Слушать других с умным видом, кивая в нужных местах, он всегда умел.

Марина сонно потянулась и перевернулась на другой бок, при этом одеяло сползло, но она не сделала попытки его поправить.

Николаю даже показалось, что за окном светит солнце. Наверное, где-то в облаках и вправду на мгновение появились прорехи, и часть лучей достигала опустошенной поверхности.

В такие моменты призраки прошлого отступали, и действительность почти не казалась невыносимой. Рецепты жизни без депрессии давно известны: вино, общество женщины и любые занятия, которые будоражат кровь, – от драки до скалолазания. И если с первым и третьим все было в порядке, то второго ему не хватало.

Заполнив этот пробел, он почувствовал себя лучше. Хоть и знал, что только на время.

В этот момент в дверь постучали.

Малютин встал с кровати. Пока он одевался, стук превратился в настойчивую барабанную дробь. Как будто долбили даже не сапогами, а прикладом.

Марина проснулась, в ее широко открытых глазах читался испуг. Но Николай приложил палец ей к губам, показывая, что все хорошо и поводов для беспокойства нет. Без лишних вопросов она тоже начала одеваться.

– Да иду я. Какого черта? Пожар у вас, что ли… – произнес он в переговорную панель. – Еще всего… половина второго.

Он надел, наконец, штаны и футболку, дождался, когда его дама закончит застегивать молнии и пуговицы, и открыл внутренний люк. Оказывается, стучавшие были уже в шлюзе, снимали респираторы и запихивали в специальный обеззараживающий шкаф свои костюмы. Разрешения хозяина, естественно, никто не спросил.

Их было четверо.

– Ты Микроскоп? – спросил его солдат в камуфляже. Из новых. Пришлых.

– Малютин я. Колян меня зовут. А Микроскопом меня называет только один редиска, которому давно пора подбить глаз.

Вот так. Ответил – и аж самому приятно стало.

– Ты это… не быкуй. Полковник хочет тебя видеть, – довольно мирным тоном произнес солдат.

Он и двое его спутников были чем-то похожи – как инкубаторские цыплята. Хотя сам говорящий был славянином, его смуглый напарник с орлиным носом и лицом индейского вождя явно был уроженцем Кавказа, а третий был похож на молодого Джеки Чана. Почему-то Малютин подумал, что он якут. Но было что-то общее в угрюмом выражении их лиц и вызывающей манере поведения.