ЛоГГ. Том 3. Стойкость - [29]

Это означало бы лишь появление Великого Епископа Земли вместо «священного и неприкосновенного императора Рудольфа», шаг назад вместо развития. Чтобы предотвратить такое развитие событий и сделать реальностью намерения самого Рубинского, он должен был пока что демонстрировать ложное послушание Церкви Земли, а потом, когда установится двойная правящая система Империи и Феззана, использовать имперскую военную машину для подавления и полного уничтожения терраизма. Разумеется, чтобы добиться этого необходимо будет действовать крайне осторожно. В прошлом, как только правитель Феззана делал попытку сбросить ярмо Земли, ему приходилось платить за это жизнью. Адриан Рубинский не хотел повторить их путь — только идеальная победа могла помочь сбросить оковы Земли.

IV

Граф Йохан фон Ремшейд, некогда высокопоставленный представитель Галактической Империи, теперь жил жизнью перебежчика в довольно отдалённой части главной планеты Доминиона Феззан.

Так как при старой системе он был влиятельным чиновником, при новой его ждал суд, если бы он решил вернуться в Империю. Возможно, его бы простили, если бы он покаялся в грехах и поклялся в верности герцогу Лоэнграмму, но его собственная гордость и традиции высокородной семьи не позволяли ему согнуть колени перед выскочкой вроде этого белобрысого мальчишки. Поэтому он покинул свою официальную резиденцию и поселился в Измайловском округе в полудне пути от столицы. Искусственное море поблизости наполняла сиреневато-голубая вода, а с другой стороны высились скалистые горы, цветом напоминающие агат.

С тех пор, как граф потерял официальные средства к существованию, он жил в одиночестве и скуке, но теперь, впервые за прошедшее время, показавшееся ему столетиями, он сидел в гостиной, принимая гостя. Этим гостем был молодой помощник правителя Феззана по имени Руперт Кессельринг.

Пара пренебрежительных замечаний о новой системе правления Райнхарда послужили вместо приветствий, после чего гость сразу же перешёл к причине своего визита.

— Прошу простить мне мою прямоту, граф, но ваше сиятельство сейчас находится в крайне затруднительном положении.

После паузы Ремшейд произнёс:

— Я не нуждаюсь в том, чтобы слышать это от вас, — при этих глазах в его взгляде промелькнула тоска. Хоть он и вложил свои активы в трастовую компанию на Феззане и не терпел никаких неудобств в повседневной жизни, он не мог отрицать существования пустоты в своей душе. Ненависть к новой политической системе, стремление вернуться домой и к старому порядку — хотя эти чувства были окрашены в негативные света, всё же это были чувства. Желание восстановить старый порядок буквально горело в маленьких глазках графа.

Руперт Кессельринг, который был более чем на двадцать лет моложе графа, наблюдал за ним со смесью прохлады и сарказма во взгляде, но когда он заговорил, то был очень вежлив.

— На самом деле я здесь в качестве неофициального посланника правителя. Он хотел бы предложить вашему сиятельству определённый план, поэтому, если я могу привлечь ваше внимание…

Пятнадцать минут спустя граф смотрел на Кессельринга со смесью изумления и недоверия.

— Это довольно смелое предложение. И, признаю, весьма привлекательное. Но я не могу задаться вопросом, действительно ли это желание правителя Феззана или же это ваша собственная игра.

— Я всего лишь преданный слуга нашего правителя, — скромно произнёс молодой помощник, хотя это были лишь пустые слова. В глазах же на мгновение блеснула сталь.

— Как бы то ни было, — сказала Ремшейд, — я всё ещё не уверен. Не поймите меня неправильно — ваше предложение звучит для меня как музыка. Но для чего это Феззану? Мне кажется, что в перспективе вам было бы экономически выгоднее сотрудничать с новой имперской властью.

На лице Кессельринга промелькнула улыбка. Развеять опасения бывшего имперского представителя было для него детской игрой. Всё, что ему нужно было сделать, это подтвердить его предрассудки.

— Герцог Лоэнграмм пытается изменить не только имперскую политику, но также и экономику. Его действия слишком радикальны и в своих поступках он опирается лишь на собственное мнение. Он уже начал ущемлять права феззанцев, которыми мы пользовались в Империи. Изменения — это само по себе неплохо, но мы не можем игнорировать изменений, идущих неправильном направлении. Конечно, это упрощённое объяснение, но оно отражает позицию Феззана.

Кессельринг сделал паузу, дав Ремшейду подумать, а затем продолжил:

— Естественно, когда этот план достигнет успеха и династия Гольденбаумов будет спасена из рук презренного узурпатора, Феззан должен будет получить компенсацию, соразмерную оказанным услугам. Но слава спасителя государства достанется вам. Что скажете? Разве вам не кажется, что это привлекательная сделка для обеих сторон.

— «Сделка», значит… — усмехнулся Ремшейд. — Для вас, феззанцев, всё является лишь возможностью для заключения сделок — даже жизнь или смерть целого государства. И это показатель силы. Если Империи удастся восстановить такую же жизненную силу, её будет ждать ещё пятьсот лет порядка и стабильности.

Повернувшись в сторону и сделав вид, что рассматривает пастельную картину, Кессельрингу удалось сдержать позывы расхохотаться. Мудрый человек осознаёт трудности, для дурака же нет ничего невозможного. Граф Ремшейд наверняка не был глупцом, но идея Вечной Империи, вбитая в него с самого детства, мешала ему думать. И до тех пор, пока приверженцы старого порядка будут продолжать жить этой фантазией, правительство Феззана сможет использовать их. Как тех, кто перебрался на Феззан, так и тех, кто остался в Империи.