Лодки уходят в шторм - [100]

Матвеев бросил письмо на стол, не дочитав до конца, обвел долгим взглядом членов Комитета обороны.

— Что скажете, товарищи?

Ломакин смотрел на мрачные лица товарищей, видел, как они отводят глаза, и понимал, что после "бабьего бунта" весть о падении Ленкорани, на помощь которой они все-таки очень рассчитывали, окончательно сломила их стойкость, волю к сопротивлению врагу. А что будет, когда эта весть расползется по передовой, среди красноармейцев и партизан? Ведь и без этого там черт знает что происходит… Да, Ломакин понимал состояние товарищей, но сознавал и то, что ничего не сможет предпринять, чтобы изменить ход событии, предотвратить трагическую развязку. Не в его это силах.

— Так что скажете, товарищи? — нарушил затянувшееся молчание Матвеев.

Никто не откликнулся.

— Лично я думаю, — сказал он, — что ленкоранским комиссарам, да и нам, местным большевикам, надо уходить.

— Куда уходить? — вскочил Ломакин. — Что ты говоришь, Абрам? Ты предлагаешь капитулировать? Сложить оружие? Сдаться на милость врага?.. Да лучше с честью умереть в бою, чем принять такой позорный ультиматум! Пусть предатели революции прячутся под юбками баб, а мы… — Он не успел закончить: в кабинет ворвались запыхавшиеся Сергей и Яша.

— Дядя Сережа, буза на передовой! — выкрикнул Сергей.

— Что там делается, что там делается! — затараторил Яша.

— Ну так что там происходит? — резко спросил Ломакин, недовольный тем, что слишком много неожиданностей случилось в этот злосчастный день: "бабий бунт", ультиматум, а теперь еще какая-то "буза" на передовой. — Говорите, только кто-нибудь один.

Сергей начал рассказывать, и вот что услышали члены комитета.

Оказывается, после бунта некоторые женщины пошли не домой, а за село, в окопы, в расположение 2-й роты, состоявшей преимущественно из солдат-привольненцев, стали звать мужей домой, уверяя, что Матвеев обещал кончать войну и распустить отряд. Одни мужья гнали своих жен: "Не твое бабье дело, не суйся куда не следует!" Другие покорно уходили с ними домой. Командир и комиссар роты, пытавшиеся удержать дезертиров, слышали в ответ слова, пущенные Жабиным: "А мне что, больше всех надо? Кто хочет, пусть стреляет, а с меня хватит!"

Об ультиматуме Хошева на передовой узнали раньше, чем в Комитете обороны: бойцы остановили гонца, и тот своими словами пересказал его содержание. Бойцы 2-й роты переполошились, их охватила растерянность и замешательство. Сразу же члены солдатского комитета с бумажкой и огрызком карандаша стали обходить бойцов, собирать подписи за полное прекращение военных действий. В 1-й роте, более дисциплинированной и стойкой, где было немало красноармейцев, пришедших на Мугань из Баку, не стали слушать сборщиков подписей, отказались от прекращения огня, прогнали членов солдатского комитета 2-й роты. А там продолжалась "буза". Не прошло и часа, как 2-я рота в полном составе ворвалась в расположение первой и после короткой стычки разоружила её. Командиров, комиссаров и батарейцев взяли под стражу, вытащили замки из орудий. Во время этой схватки то и дело слышались выкрики: "Братва, кончай воевать! Громи комиссаров! Айда в штаб!.."

Сергей еще не закончил своего сообщения, как в коридоре загромыхали башмаки и десятка два бойцов ворвались в комнату.

— Ни с места! — крикнул кто-то из них. — Если кто пошевельнется, будем стрелять!..

— Солдатский комитет постановил прекратить войну, а вас, которые пришлые, арестовать, — заявил другой.

— Предатели! — Ломакин выхватил револьвер, но двое бунтовщиков навалились на него, скрутили руки.

— А ну, выкладывай оружие! Будет, покомандовали! — выкрикивали бунтовщики, и трудно было понять, кто из них главный. Они разоружили членов Комитета обороны, увели Ломакина и военных специалистов, присланных ревкомом, а остальным сказали:

— Ну, а вы ступайте куда глаза глядят…

Члены Комитета обороны Матвеев, Пономарев, Горбунов, а вместе с ними Сергей и Яша вышли на улицу, сопровождаемые насмешливыми и колкими репликами бунтовщиков. Они понимали, что сами только случайно избежали ареста, но хошевцы, ворвавшись в село, поспешат исправить их ошибку.

— Ты был нрав, Абрам, нам надо уходить, — сказал Пономарев. — Эти предатели только по глупости не арестовали нас. А может, пощадили как односельчан…

— Да, теперь уж тут делать нечего, — поддержал его Горбунов. — Сергей говорил, что войска из Ленкорани должны эвакуироваться на остров Сару. Подадимся и мы туда.

— Как мы посмотрим в глаза ленкоранским товарищам? — спросил Матвеев, ни к кому не обращаясь.

— А что мы могли сделать? — вопросом на вопрос ответил Горбунов. — Бунт, он вроде селевого потока; прорвал запруду — и давай крушить все на своем пути. Небось многие из этих бунтовщиков, подхваченных потоком, сами не осознают, что они сделали…

— Что теперь говорить? — перебил Пономарев. — Борьба еще не кончена. Сегодня их взяла, завтра наша возьмет.

— Надо бы домой заскочить, — подсказал Горбунов. — Оружие прихватить, у кого что есть… ну, и попрощаться со своими.

— Это верно. Ровно через час встречаемся у переправы, — сказал Матвеев. — И других товарищей оповестите, кто захочет уходить.