Лодка над Атлантидой - [8]
Продолжая ехать верхом на быках, оба, словно зачарованные, смотрели на незнакомую звезду.
Аута молчал. Молчал и Яхубен. Бесспорно возглас удивления вырвался у раба при виде звезды. Ничего иного не могло и быть,
Только через несколько часов, подавленный мертвой тишиной и неясной тревогой, Яхубен решил нарушить молчание. Каким странным и таинственным был этот раб… Ведь совсем недавно солдат полагал, что он все знает о нем, а теперь его спутник, которого не пугали ни пустыня, ни рычание льва, ни смерть, неожиданно умолк и казалось, чего-то испугался. Бояться звезды ему, человеку, о котором говорят, что он знает все звезды наперечет!
— Скажи, Аута, что это за звезда? — прошептал солдат, не желая более терпеть ни молчания, ни таинственности.
И раб устало ответил:
— Не знаю. Я никогда не видел такой звезды.
— Уж не бог ли это какой-нибудь?
Раб вздрогнул. Он хотел что-то сказать, но промолчал.
Так они продолжали ехать до самого рассвета. Днем новой звезды видно не было. Путники в полной тишине гнали своих быков еще несколько часов, до тех пор пока жара не превратила пустыню в пекло. Долгожданный оазис все еще не показывался. У Яхубена возникла тревожная мысль: «Уж не заблудился ли Аута или, что намного хуже, вообще не знает дороги?» Накануне солдат несколько раз видел впереди, на горизонте, оазис, который потом исчез, растаяв в песке.
Вода в бурдюке протухла и стала пахнуть плесенью. Быки пили ее с неохотой. Что касается путников, то они пили ее просто с омерзением. Еда вызывала отвращение. Питались финиками, которые всегда были такими приятными, а теперь казались совершенно безвкусными. По слухам Яхубен знал, что некоторые племена, занимающиеся скотоводством, пересекают пустыню. Но где они останавливаются, где находят тень и воду? На протяжении столь длинного пути они не встретили ни одного человека.
Когда жара становилась совершенно нестерпимой, они ставили палатку и ложились спать под ее защитой. Засыпали и тут же просыпались от нестерпимой духоты. Воздух был похож на языки пламени, излучаемые солнцем на песок и камни. То тут, то там убийственная пустыня оглашалась треском лопавшихся от жары камней.
Яхубен не находил себе места в палатке.
— Двенадцать дней мы шли от берега вместе со всеми. Вот уж три дня мы идем вдвоем. Так сколько же еще осталось идти, Аута?
Но раб его не слушал. В другое время это вывело бы Яхубена из себя. Теперь у него не было сил злиться. Ужасающая жара расслабила его окончательно, и он понимал, что молчание раба, все время думающего о чем-то, не имеет ничего общего ни с надменностью, ни с отсутствием внимания. И все-таки Яхубен время от времени задавал ему вопросы.
— Кто знает, что может случиться! — тихо ответил раб.
Солдат вздрогнул:
— Что ты сказал?
— Вот та звезда… — И Аута снова умолк.
Яхубен совсем забыл о звезде, и ему было неприятно о ней вспоминать. Сзади палатки, где была небольшая тень, послышался хрип. Солдат прислушался. Ему очень не хотелось идти смотреть, что там происходит, но он встал и пошел. Сзади палатки подыхал один из быков.
Яхубен вернулся в палатку.
— Дорога будет еще труднее: подыхает твой бык, — с трудом сказал он.
И в самом деле вскоре тот испустил дух. Хотя поклажи у путников и так было много, солдат все-таки содрал с быка шкуру: кто знает, может быть, и пригодится в дороге.
Люди снова попытались заснуть, но безрезультатно: на этот раз день был необычно жарок. Однако Аута казался спокойным. Яхубен никогда еще не проходил через такие испытания. Ему были известны лишь относительно мягкие в климатическом отношении окраины Страны Песков, а в центре пустыни бывать не приходилось. Теперь же он шел вот уже столько дней, а кругом лишь море песка, песчаные волны да жара, словно в гончарной печи. И бесконечная невидимая дорога, направление которой мог определять по небу один лишь черный раб Аута. Одеяла, навьюченные на быках, днем казались насмешкой, от них хотелось избавиться. Холодными ночами их явно не хватало. Путники редко встречали какой-нибудь маленький оазис с источником или брошенным колодцем, вода в котором давно пересохла. А идти еще надо было немало. И снова они шли через миражи зеленых оазисов и огромных городов, которые маячили на горизонте, снова пили гнилую воду из бурдюков и вдыхали раскаленный воздух вперемешку с песком. Теперь они шли в полном молчании.
Как бы мало Яхубен ни разбирался в тайнах пустыни, но с некоторых пор он начал замечать, что они останавливаются лишь в бесплодных, брошенных оазисах. Хотя как ему рассказывали, в этом пустынном краю должны быть люди, травы, колодцы; правда, они встречаются редко, но все-таки есть. Солдат много размышлял над этим. В голове вертелся один и тот же вопрос: куда ведет его Аута?
Вдруг ему показалось, что он слышит пение. Но это был не человеческий голос, а скорее звук нескольких флейт с каким-то особым звучанием. Может быть, это ему кажется, как мерещились на горизонте возникавшие прямо из песка оазисы? Нет, теперь явственно слышалась чарующая мелодия, словно ее издавала тонкая медная флейта. Звуки возникали то совсем рядом, то где-то вдалеке. Песня звучала то убаюкивающе, то весело, то вдруг очень грустно. Яхубен посмотрел на Ауту, лежащего с закрытыми глазами. Может быть, он спит? Солдат вышел из палатки, чтобы послушать песню и определить, где ее поют. Он был совершенно уверен, что они подошли к большому оазису, и ему захотелось попасть туда как можно быстрее. Но почему Аута в такой момент лежит спокойно? Очень усталым он не может быть, Яхубен чувствовал это по себе. Песчаные холмы стояли неподвижно. Оставшиеся в живых два быка, вероятно, в поисках прохлады спрятались между холмами, предпочтя их тень тонкой полоске сзади палатки. Горизонт был абсолютно чист. Где же находится оазис, откуда доносится эта песня, временами то веселая, то грустная?
