Лоцман - [147]

Прошло, должно быть, лет двадцать после того короткого плавания, о котором мы постарались рассказать в этой книге. Однажды, когда Гриффит, по обыкновению, рассеянно просматривал лежавшие перед ним газеты, его жена заметила, что он вдруг уронил лист на колени и медленно провел рукой по лбу, как человек, который вспомнил или пытался вспомнить какие-то события и образы, давно стершиеся в его памяти.

— Что в газете так взволновало тебя, Нед? — спросила его все еще прекрасная Сесилия. — Вероятно, теперь, когда наше федеральное правительство уже оправляется от своих потерь, ты увидел какой-нибудь проект основания нового флота?.. Ах, негодник! Ты снова мечтаешь стать морским бродягой и уйти в свой любимый океан!

— Я перестал мечтать о море с тех пор, как ты начала улыбаться, — рассеянно возразил он, не отнимая руки от лица.

— Быть может, нарушается новый порядок? Или Конгресс поссорился с президентом?

— Мудрость и слава Вашингтона помогут нам, пока само время не укрепит новый порядок… Сесилия, помнишь ли ты человека, который сопровождал меня и Мануэля в аббатство Святой Руфи в ту ночь, когда мы стали пленниками твоего дядюшки? Этот человек потом привел большой отряд, освободил нас и спас Барнстейбла.

— Конечно, помню. Говорили, что это лоцман вашего корабля. И я даже помню, как хитрый офицер, в то время гостивший у нас, подозревал, что это человек, гораздо более высокого положения, чем он хотел казаться.

— Подозрения этого офицера были справедливы. Но ты не видела его в ту страшную ночь, когда он вел наш корабль среди мелей! И не могла быть очевидицей того, как хладнокровно и смело он вывел наш корабль через те же самые мели из пекла битвы!

— Я слышала страшный шум и грохот и легко могу себе представить, что происходило на палубе, — ответила его жена. Воспоминания, несмотря на немалое время, все еще были так живы в ней, что бледность покрыла ее щеки. — Но что случилось с ним? Ты прочел его имя в газетах?.. Да ведь это английские газеты! Насколько я помню, ты называл его Грэем?

— Этим именем он назывался среди нас. Это был человек, которым владело романтическое представление о славе и который всегда стремился скрыть свое участие в тех действиях, которые, ему казалось, не могли возвысить его. Когда-то я дал ему торжественное обещание никому не называть его настоящего имени. Этот человек умер!

— Могла ли существовать какая-нибудь связь между ним и Элис Данскомб? — спросила Сесилия, задумчиво роняя рукоделие на колени. — В ту ночь, когда мы с Кэтрин посетили тебя в твоем заключении, она сама пожелала пойти к нему, и кузина шепнула мне, что они, должно быть, знакомы. Письмо, которое я получила вчера от Элис, было запечатано черным сургучом, и мне было больно читать, с какой грустью, хотя и очень нежно, она пишет о переходе из этого мира в иной.

Гриффит бросил на жену взгляд человека, который внезапно прозрел, и ответил голосом, в котором не было и тени сомнения:

— Сесилия, твои догадки, несомненно, справедливы! Теперь я припоминаю множество подробностей, подтверждающих твои слова. Он прекрасно разбирался в окружающей местности, там прошла его юность, он был хорошо знаком и с аббатством, он предложил ту экспедицию! Да, это был человек необыкновенный!

— Почему он не приехал сюда к нам? — спросила Сесилия. — Он, кажется, был предан нашему делу.

— Его преданность Америке происходила из желания отличиться — его главной страсти — и, быть может, немного из желания отомстить за какую-то несправедливость, причиненную ему, как он говорил, его соотечественниками. Он был человек и, естественно, не лишен слабостей, одной из которых была непомерно высокая оценка собственных подвигов. Но, по правде говоря, они действительно отличались смелостью и были достойны похвалы! Он не заслужил тех обвинений и упреков, которыми осыпали его враги. Более сомнительна его любовь к свободе, потому что хотя он и сражался за дело свободы наших Штатов, но кончил службой у деспота! И вот он умер. Если бы он жил в другие времена и при других обстоятельствах, когда его совершенное знание морского дела, хладнокровие, спокойствие и даже отчаянная отвага могли быть использованы на службе регулярного и сильного флота, и если бы привычки, привитые ему в юности, научили его более скромно принимать почести, имя его прославилось бы в веках среди того народа, который его усыновил!

— Нед, — немного удивленно воскликнула Сесилия, — ты с таким жаром говоришь о нем! Кто же он?

— Человек, которому я при жизни его обещал хранить его имя, и смерть не освобождает меня от обязанности держать слово. Достаточно тебе знать, что он помог нам обрести друг друга и что счастье наше рисковало потерпеть полное крушение, если бы мы не встретили на своем жизненном пути таинственного лоцмана Северного моря!

Заметив, что муж ее встал и, аккуратно собрав все газеты, выходит из комнаты, Сесилия больше ничего не сказала, и никогда потом она не говорила на эту тему.

А. Наркевич. «ЛОЦМАН» ФЕНИМОРА КУПЕРА

Веселый обед подходил к концу. Было провозглашено немало тостов. Когда гости, собравшиеся осенью 1822 года в гостеприимном доме богатого и образованного нью-йоркского негоцианта и книголюба Чарльза Уилкса, обсудили все литературные новинки, оживленная беседа коснулась едва ли не самой интересной для читателей того времени литературной загадки: кому принадлежат гремевшие на весь мир и выходившие без имени автора романы «Уэверли», «Роб Рой», «Айвенго», «Кенильворт», «Пират» и другие? Ведь тайна авторства Вальтера Скотта будет раскрыта только в 1827 году, а пока читатели двух континентов ломали себе голову в догадках о личности «Великого Неизвестного» и спорили, Вальтер Скотт или кто-нибудь другой создал эти многочисленные шедевры.