Лоцман - [13]

Первые несколько минут офицеры были довольны результатами этих маневров, ибо хотя тяжелые нижние паруса и продолжали лениво хлопать по мачтам, зато верхние, более легкие, надулись, уловив ветер, и корабль заметно начал поддаваться их воздействию.

— Идет! Идет! — радостно воскликнул Гриффит. — Экий плут! Он любит сушу не больше, чем любая рыба! Значит, наверху все же дует легкий ветерок…

— Это лишь его предсмертное дыхание, — раздался рядом тихий, спокойный голос лоцмана, но слова его были так неожиданны, что Гриффит вздрогнул. — Забудем, молодой человек, все, кроме людей, чья жизнь в эту ночь зависит от вашего усердия и моих знаний.

— Если вы хоть наполовину готовы исполнить свои обязанности так, как я жажду исполнить свои, дело пойдет на славу, — тоже тихо ответил лейтенант. — Каковы бы ни были ваши чувства, помните, что мы находимся у вражеского берега, который любим не настолько, чтобы сложить здесь свои головы.

После этого короткого объяснения они расстались, ибо маневры судна требовали со стороны лейтенанта постоянного и тщательного внимания.

Радость, пробужденная первым движением фрегата по волнам, была непродолжительной, так как ветер, который, казалось, оживил корабль, заставив его пройти с четверть мили, еще несколько минут порхал среди верхних парусов, а затем окончательно стих. Унтер-офицер, обязанный присматривать за рулевыми, вскоре известил, что теряет управление, так как судно не слушается руля. Гриффит тотчас передал капитану эту неприятную весть и предложил снова отдать якорь.

— Обратитесь к мистеру Грэю, сэр, — ответил капитан. — Он лоцман и от него зависит безопасность судна.

— Лоцманы не всегда спасают корабли, сэр, — возразил Гриффит. — Иногда они губят их. Капитан Мансон, хорошо ли вы знаете человека, от которого зависит наша жизнь и который держится так равнодушно, будто ему и дела мало до нашего спасения?

— Я знаю его, мистер Гриффит. Мне известно, что он весьма опытный и честный человек. Я говорю вам это, чтобы вас успокоить. Больше вы ни о чем не спрашивайте… Что это? Как будто с этой стороны подул ветер…

— Упаси господь! — воскликнул лейтенант. — Если на мелях нас застигнет норд-ост, наше положение поистине будет отчаянным!

Фрегат тяжело закачался, паруса его то надувались, то так же быстро сникали, и даже самые опытные моряки не могли сказать, в каком направлении движутся потоки воздуха и не было ли вызвано это движение колебанием самой парусины. Однако нос корабля заметно покатился в сторону берега, и вскоре, несмотря на темноту, всем стало ясно, что судно сносит на скалы.

В эти минуты тягостной неизвестности Гриффит, подчиняясь одной из тех внезапных смен настроения, которые часто сочетают совершенно противоположные чувства, утратил было охватившее его воодушевление и впал в тупую апатию, как это иногда бывало с ним в самые критические моменты испытаний и опасности. Он стоял, облокотившись на шпиль и отвернувшись от света висевшего поблизости боевого фонаря, когда почувствовал легкое пожатие руки. Он очнулся от задумчивости и, бросив ласковый, хотя все еще рассеянный взгляд на стоявшего рядом юношу, сказал:

— Печальная музыка, мистер Мерри!

— Такая печальная, сэр, что даже танцевать под нее не хочется, — ответил гардемарин. — На всем фрегате, наверное, не найдется человека, который не предпочел бы послушать «Я милую мою покинул» вместо этих отвратительных звуков.

— Каких звуков, юноша? На судне так же тихо, как, бывало, на собрании джерсейских квакеров, пока ваш почтенный дед не разрушал чары молчания своим звонким голосом.

— А! Смейтесь, если вам угодно, над моей миролюбивой кровью, мистер Гриффит, — сказал лукавый юноша, — но помните: примесь ее можно найти в жилах всех людей. Хотелось бы мне послушать сейчас псалмы старика, сэр! Я засыпал под них, как чайка под звуки прибоя. Но кто заснет под сегодняшнюю колыбельную, будет спать недолго.

— Колыбельную? Я не слышу ничего, кроме хлопанья парусов. Даже лоцману, который прохаживается по шканцам с важностью адмирала, нечего сказать.

— А к шуму прибоя разве не должен прислушиваться каждый моряк?

— Да, действительно, прибой могуч, но тяжко нам слушать его. Вы уже научились различать шум прибоя, юноша?

— Даже очень хорошо, мистер Гриффит, и не хочу уметь лучше… Как быстро нас относит к берегу, сэр?

— Я думаю, что мы почти удерживаем свое положение, — выпрямляясь, ответил Гриффит, — хотя лучше бы нам стать на якорь… Эй, приятель, — обратился он к рулевому, — держи круче! Не видишь, нас развернуло бортом к волне?

Рулевой повторил, что фрегат не слушается руля, и добавил, что судно, видимо, «намерено пойти назад».

— Подберите нижние паруса, мистер Гриффит, — сказал капитан Мансон, — и проверьте, каков ветер.

Послышался скрип блоков, и огромные полотнища парусов, растянутых на нижних реях, были мгновенно взяты на гитовы. Пока производился этот маневр, весь экипаж стоял молча и, затаив дыхание, ждал, словно от этой минуты зависела судьба фрегата. Лишь несколько офицеров рискнули высказать свои весьма разноречивые мнения. Наконец Гриффит вскочил на пушку и высоко поднял в воздух свечу, взятую им из фонаря. Сначала маленькое пламя заколебалось, изгибаясь то в ту, то в другую сторону, а затем выпрямилось. Гриффит собирался было опустить руку, но, ощутив вдруг легкую прохладу, помедлил, и огонек, медленно наклонившись в сторону от суши, ярко вспыхнул, дрогнул и оторвался от фитиля.