Из сеней выглянула девушка с широким лицом и бойкими глазами под черными бровями. Она с любопытством оглядела меня и исчезла.
Через десять минут на высоком крылечке кипел самовар. Я заварил чай.
Заря догорала. Легкие тучки освещались сверху странным полусветом надвигавшейся белой ночи. На улице, окутанной бледным сумраком, были жизнь и движение, с конца ее лилась хороводная песня. Громкие голоса, скрашенные расстоянием, звучали задумчиво и нежно:
Не на много времени жизнь давалася,
За единый час миновалася…
В барском саду заливался соловей, оттуда тянуло запахом сирени и росистой свежестью сада. Ночь томила, в душе поднимались смутные желания. Становилось хорошо и грустно.
Под крыльцом послышался шепот. Мужской голос спрашивал:
– Ты что ж гулять не приходишь?
– А тебе что? – лукаво ответил голос Дуньки, тоже вполголоса.
– Что, что! Все девки в хороводе, а тебя нету. На кой они мне?.. Кто это у вас?
– Барин проезжающий чай пьет. Самовар ему наставляла я.
– Самовар? – Мужской голос вдруг перервался. – Само… вар?
– Пошел ты, дьявол!
– Нишкни! Идут!
Голоса смолкли. Лизар, засыпавший лошадям овес, поднялся на крылечко. Я достал бутылку, налил водкою рюмку и чашку. Предложил чашку Лизару. Лизар задвигал плечами, маленькие глаза под нависшими бровями блеснули.
– Ну, почеремонимся! – стыдливо усмехнулся он, быстро стащил с головы шапку и принял чашку. – Здравствуй!
Мы выпили, закусили. Стали пить чай. Лизар держал в корявых руках блюдечко и, жмурясь, дул в него. Хозяйка снова появилась на пороге, прямая и неподвижная. За ее юбку держались два мальчугана. Засунув пальцы в рот, они исподлобья внимательно смотрели на нас. Из оконца подызбицы тянуло запахом прелого картофеля.
Хозяйка тихо спросила:
– Разродилась сноха твоя?
– Разродилась, матушка, разродилась, – поспешно ответил Лизар.
– Мертвого выкинула?
– Зачем мертвого? Живого.
– Живого?.. А у нас тут баяли, мертвого выбросит. Старуха Пафнутова гомонила, – горазд тяжко рожает, не разродится.
– С чего не разродиться? За дохтуром спосылали! – Лизар улыбнулся длинной, насмешливой улыбкой. – Приехал, клещами ребеночка вытащил – живого, вот и гляди.
Хозяйка покачала головой.
– Клещами!
– Делают не знамо что! – вздохнул Лизар.
– Как не знамо что? – возразил я. – Живого ведь вытащили, чего ж тебе? А не помог бы доктор, ребенок бы умер.
– "Живого", "живого", – повторил Лизар и замолчал. – Так они нам ни к чему!.. Довольно, значит! Будет! И так полна изба. Чего ж балуются, дохтура беспокоят? Сами хлеб жевали-жевали, а дохтор приезжай к ним – глота-ать!.. Избаловался ныне народ, вот что! С негой стали жить, с заботой, о боге не мыслят. Вон бобушки [Бобушками в Псковской губернии называют оспу] по деревням ходят, ребят клюют; сейчас приедет фершалиха, начнет ребят колоть; всех переколет, ни одного не оставит. Заболел кто, – сейчас к дохтору едет… Прежде не так было…
Лизар вздохнул.
– Прежде, барин мой жалобный, лучше было. Жили смирно, бога помнили, а господь-батюшка заботился о людях, назначал всему меру. Мера была, порядок! Война объявится, а либо голод, – и почистит народ, глядишь – жить слободнее стало; бобушки придут, – что народу поклюют! Знай, домовины готовь! Сокращал господь человека, жалел народ. А таперичка нету этого. Ни войны не слыхать, везде тихо, фершалих наставили. Вот и тужит народ землею. Что сталось-то, и не гляди! Выедешь с сохою на нивку, а что арать, не знаешь. Сосед кричит: "Эй, дядя Лизар, мою полоску зацепил!" Повернулся – с другого боку: "Мою-то зачем трогаешь?!" Во-от какое стеснение!.. Скажем, куму взять. – Лизар кивнул на хозяйку. – Пять сынов у них, видишь? Ребята всё малые, что паучки, а вырастут, – всех нужно произвести к делу… К делу нужно произвести! А земли на одну душу. Вот и считай тым разом, – много ли на каждого придется?
– Да так сказать, ничего и не придется, – поучающе сказала хозяйка.
Лизар развел руками.
– Ничего! На кой же они нужны! На сторону нам ходить некуда, заработки плохие!.. Ложись да помирай. По нашему делу, барин мой любимый, столько ребят не надобно. Если чей бог хороший, то прибирает к себе, – значит, сокращает семейство. Слыхал, как говорится? Дай, господи, скотинку с приплодом, а деток с приморцем. Вот как говорится у нас!
Хозяйка сочувственно слушала Лизара и ласково гладила по волосам жавшихся к ней ребят.
– Губят нас, можно сказать, пустячные дела, – продолжал захмелевший Лизар. – Бессмертная сила народу набилась, а сунуться некуда, концов-выходов нету. А каждый на то не смотрит, старается со своей бабой… Э-эх! Не глядели бы мои глаза, что делается!.. Уж наказываешь сынам своим: будьте, ребятушки, посмирнее, – сами видите, дело наше маленькое, пустячное. И понимают, а глядишь, – то одна сноха неладивши породит, то другая…
– И то сказать: не из соломы сплетены, – вздохнула хозяйка.
– Тяжкое дело, тяжкое дело! – в раздумье произнес Лизар. – А только я так домекаюсь, что бабам бы тут порадеть нужно, вот кому. Сходи к дохтору, поклонись в ножки, – они учены, знают дело. Поклонишься – дадут тебе капель. Ведь за это не то что яичек – гуся не пожалеешь. Как скажешь, есть такие капли? – спросил Лизар, значительно и испытующе поглядев на меня.
