Ливиец - [6]

Саймон, помнивший о Коре и нашей великой, но скоротечной любви, глядел на меня с улыбкой.

– Сейчас я здесь, а до того был в Рваном Рукаве, в Воронке, – сообщил он. – Большая экспедиция Чистильщиков, сотни кораблей, два Носферата и уйма спецов с половины Галактики. Порталов там нет, доступ любопытным ограничен, связаться трудновато. Так что извини… – Саймон развел руками. – Но обещаю искупить молчание! И непременно искуплю. Во-первых, личным присутствием, а во-вторых… – Он выловил одну из информационных капсул, осмотрел ее, хмыкнул, отбросил и схватил другую. – Вот! Подарок тебе приготовил. Оригинальная запись с Пепла, возраст – двести двадцать миллионов лет.

Подарок есть подарок, и я с благодарностью кивнул. Сказать по правде, чудовищная война, отгремевшая в неизмеримой древности, не слишком меня занимала. Если верить Сенебу, который вел статистику моих темпоральных авантюр, мне довелось участвовать в сорока трех войнах, не считая пограничных стычек и грабительских набегов. Конечно, в сравнении с космическими битвами масштаб был не тот, но сути это не меняло: земные войны оставляли пепел на месте городов, космические – засыпанные пеплом планеты.

– Ты знаешь код моего портала, – произнес я. – Жду. Может быть, явишься прямо сейчас?

– Немного попозже, Андрей. Сейчас ты занят, готовишь отчет, не так ли? А кроме того, – Саймон таинственно подмигнул, – я здесь не один.

Женщина?.. – подумал я. Саймон любил женщин и часто менял подруг. По его словам, склонность к непостоянству перешла к нему от предков, но вот от каких? Народы и расы частью перемешались еще в Эпоху Взлета, частью были уничтожены; затем, в период экспансии на Поверхность, жители подземелий, многочисленные, как муравьи, поглотили племена одичавших. Их кровь – в наших жилах, но можно ли сказать, от кого происходит каждый из нас?

– Ты слышал о карнавале в Пятиградье? О том, что бывает каждый стандартный год в Долине Арнатов? – спросил я. – До него четыре дня. Встретимся там. Я буду со своей подругой, а ты приводи свою.

Саймон снова подмигнул мне:

– Я не с подругой, а с приятелем и потому не возражаю, если девушек будет побольше. Видишь ли, приятель мой издалека. Очень любопытный! Интересуется всеми аспектами нашей жизни.

– Он что же, не человек?

– Человек. Во всяком случае, был им.

Скорчив загадочную мину, Саймон отключился. Пару минут я размышлял, кем может оказаться его приятель. Кто он такой? Инопланетное создание, в чей мозг имплантирован человеческий разум?.. Какой-нибудь оригинал с модифицированным телом, с обличьем кентавра, крылатого эльфа или гоблина?.. Некто, изменивший свою плоть в стиле и форме фантазий Зазеркалья?..

Покачав головой, я дал распоряжения Сенебу насчет вечерней трапезы (фрукты, сыр, грибы, рагу из овощей – Октавия не ела мяса) и вышел на галерею. Она охватывает внутренние помещения со всех сторон, с учетом того, что половина дома на Земле, тогда как другая – на Меркурии, у самой границы Сумеречной зоны. Дом, массивное квадратное сооружение, земной своей половиной выступал из высокого крутого утеса, меркурианской – из склона кратера Маринер-10. Холл и спальня глядели на скалы Джерата, а кабинет и комнаты гостей – на Море Калорис, пышущее зноем за силовыми экранами, в трех километрах к востоку от кратерной стены. Пара Туманных Окон, перекрывающих сечение галереи, позволяет обойти ее, не заглядывая в холл. Если начать с левого Окна, рядом с которым изображение стада жирафов, то до угла будет шестнадцать шагов, потом тридцать два вдоль фронтона, поворот и снова шестнадцать до правого Окна. Семнадцатый шаг уже не на Земле, а на Меркурии, и здесь все повторяется: поворот, прогулка вдоль фронтона, еще поворот, и к левому Окну. Шагая по галерее, я озираю свой бьон, свое поместье на границе двух миров: то бурые скалы и желтый песок под голубыми небесами, то выжженный обрывистый склон, багровые и алые камни, и над ними – краешек гигантского солнца Меркурия.

Но сейчас я не собирался мерить шагами галерею. Всему свое время: час любви сменяет отдых, а беседу с другом – труд. Во всяком случае, так заведено у нас, людей, и этим мы отличаемся от Носфератов, Галактических Странников, или, к примеру, от мыслящей плесени с третьей планеты Альтаира.

Не терплю работать в кабинете. Я полевой агент, меня, как волка, ноги кормят, и потому работа воспринимается мной как активное действие. Мыслительный процесс тоже связан с движением – для этого и существует галерея, тридцать два шага от угла до угла. Кабинет скорее дань традиции, символ достоинства магистра, нечто совсем не обязательное для реальных дел. В конце концов, каждый из нас, музыкант ли, художник, историк или математик, работает с компьютерной сетью, а войти в нее можно в любой точке земного, околосолнечного или межзвездного пространства. Кабинеты для этого не нужны.

Оксинитовые стены галереи, раньше прозрачные, чуть потемнели, поглощая избыточный свет. Я сбросил одежду и обувь, щелкнул пальцами – дверь отъехала в сторону, и солнечное сияние поглотило меня. Каменные ступеньки под босыми подошвами были горячи, пара солнц, повисших в небе и отраженных в стене, струила яростный жар на грудь и спину, ветер швырял песок в лицо. Полдень, самое пекло, самое страшное место Сахары… Ни один из психогенных носителей, в чьи тела я вселялся, не выдержал бы тут и трех часов; любой высох бы под этим солнцем, отдал бы воду жизни, как говорили темеху*, мои соплеменники. Их тела – и тело Гибли, ливийского вождя, военачальника фараона Яхмоса – были не такими совершенными, как наши, не способными сопротивляться холоду и зною, ранам, болезням, старости и смерти.