Ливиец - [51]

– Ах ты, моча крысиная, – пробормотал Павел и набычился. Я, пытаясь сгладить неловкость, выступил вперед:

– Вы упрямы, Принц! Что ж, если хотите, договоримся встретиться, но не сейчас. Я отдыхаю здесь с друзьями и не хочу их покидать. И видеть вас не хочу, по крайней мере в три-четыре ближайших дня.

– Это важно и неотложно, – вступил в разговор Доминик. Голос у него был низкий, басистый, а форма глаз и ушей свидетельствовала, что он уроженец Ваасселя. – Вы не понимаете, насколько это важно!

– Так же важно и неотложно, как моя позавчерашняя встреча с Гинахом? – спросил я, стараясь загородить от них Павла. Определенно эти два супериора были ему несимпатичны, и он мог что-нибудь выкинуть.

– Гинах! – фыркнул Принц. – Никто в вашем Койне не представлял, когда вы вернетесь из экспедиции, и потому я встретился с Гинахом. Ошибка! О ливийцах он знает мало, зато много фантазирует. Что он вам наговорил? – Достаточно, чтобы я изменил свои планы.

– Вот как! Собираетесь в очередное погружение? – Он пристально уставился на меня, затем повернулся к Доминику: – Видишь, я не ошибся! Поэтому мы и хотели с вами поговорить. До того, как вы исчезнете в тумане прошлых лет. Если ваш спутник не возражает…

– Возражаю я! – Его настойчивость стала меня раздражать. – Встретимся в ви-проекции или лично в полдень, через пять дней. Прошлый раз вы просили о консультации? Вы ее получите. Это все!

Бледность Принца сменилась багровым румянцем. Видимо, он не привык к отказам.

– Не все! Давайте отправим вашего криптопсихолога пить сок или кататься на яхте, а сами сядем на эту скамейку и…

– Принц, ты еще не король, – произнес Павел за моей спиной и щелкнул пальцами. Голос Принца точно отрезало; я видел, как он шевелит губами, как что-то говорит Доминик, но звуки к нам не доходили. Потом Доминик сделал три шага вперед и уперся в невидимую стенку. Вздрогнув, он приложил ладонь к чему-то непроницаемому в воздухе, двинулся вдоль этой преграды и обошел скамейку по кругу. У Принца, следившего за коллегой, глаза стали совсем бешеные.

Интересно, какие они у меня?.. – мелькнула мысль. Многое может человек, но создавать силовые коконы движением пальца никто пока не научился. Для этого как минимум нужно войти в Инфонет, задействовать один из ближних генераторов и пропустить через себя такой поток энергии, что половина нервных клеток будет сожжена и с прежней плотью можно распрощаться. Но Павел не входил в Инфонет и не катался в траве, завывая от боли и требуя новое тело. Вместо этого он взял меня под локоток и развернул к тому концу аллеи, что упирался в белый павильон.

– Пора возвращаться, Андрей, – девушки, наверно, ждут, и Саймон беспокоится. А эти козлы, – он посмотрел на Принца и Доминика, – пусть посидят под колпаком. Минут двадцать или тридцать… Хватит, чтобы остыть?

Не отвечая на этот явно риторический вопрос, я в полном ошеломлении втянул сквозь зубы прохладный воздух, выдохнул и молвил:

– Как вы это сделали?

– Так, маленький фокус…

– И много у вас еще таких фокусов?

По лицу Павла скользнула отрешенная улыбка.

– Вы, кажется, собираетесь в экспедицию? Погружение – это ведь она и есть? Возьмите меня с собой, узнаете.

– Как? – поинтересовался я. – Хроноскаф, знаете ли, не глайдер с двумя сиденьями!

Он снова улыбнулся и крепче сжал мой локоть.

– Как – это один из обещанных фокусов. Вы только согласитесь, Андрей, только согласитесь… Поверьте, второе сиденье мне не нужно, и много места я не займу.

Не знаю отчего, но я поверил.

11

Внешняя стена кратера обрывалась вниз, и с двухсотметровой высоты я мог разглядеть самое жаркое место в Солнечной системе – Море Калорис, тянувшееся на Дневную Сторону хребтами алых скал, багровыми трещинами ущелий и красно-бурыми полями осыпей. Величественное, но довольно тоскливое зрелище – даже для человека, привыкшего к пустыням! Отвернувшись, я побрел по галерее, считая шаги. Тридцать два от угла до угла, поворот, еще шестнадцать – к Туманному Окну, затем семнадцатый шаг – и я на Земле, в Джерате, под звездным небом. Здесь была ночь, и ее хватило на шестьдесят четыре шага, от серой скалы с жирафами до красноватой с быками. Снова Меркурий – обрыв, раскаленные камни, край ослепительного солнечного диска над ними, Восточный Экваториальный Щит, невидимый в потоке света… Здесь на скалах не было рисунков, и временами я прикидывал, не изобразить ли что-то самому. Что-нибудь удивительное – скажем, лысоватого и седого Павла, фокусника-криптолога, проспавшего в анабиозе три тысячи лет. А еще лучше – Тави, мою пленительную фею, и двух ее учениц, парящих в танце под деревьями, и сами эти деревья, гиму и олонг, наигрывающие им мелодию вальса или модного в этом сезоне паракуто…

Последний день праздника закончился, одарив нас приятной истомой и чувством выполненного долга. Праздновать – тоже нелегкий труд.

– Как гости? – спросил я Сенеба, не прекращая движения. Земная пустыня и пустыня Меркурия чередовались, как две клетки шахматной доски.

– Джемия и Октавия спят, – доложил мой хранитель бьона, – ваш друг Егор и Ники… – Он поперхнулся, примолк на мгновение и заиграл какую-то бравурную мелодию.