Литературные майораты - [45]

Все это, какъ легко видѣть, измѣнилось ко вреду всей страны и каждаго изъ насъ въ отдѣльности. Новое направленіе въ торговлѣ, по которому все высчитывается не только на франки и сантимы, но даже и на дроби сантимовъ, въ которомъ принято за основное правило, что время тѣ же деньги и слѣдовательно, всякая минута имѣетъ свою цѣну; новый духъ мелкаго торгашества, ловкаго барышничества измѣнилъ условія общественнаго благосостоянія и нравственности. Отъ скупости мало-по-малу перешли къ мошенничеству. Каждому свое, говоримъ мы, и осуществляемъ эту вѣчную аксіому тѣмъ, что отмѣриваемъ все съ безнадежною точностію. По честности своей мы ничего не убавимъ, но и не дадимъ ничего, кромѣ условленнаго, цифрами опредѣленнаго количества. Само собою, что эта идеальная точность, не осуществимая на дѣлѣ всегда обращается во вредъ покупателя. Слуга всегда находитъ, что работаетъ слишкомъ много, по тому жалованію, которое получаетъ; онъ ложится спать и встаетъ когда ему вздумается, выговариваетъ себѣ право отлучаться изъ дому два раза въ мѣсяцъ, требуетъ подарковъ къ праздникамъ, пріобрѣтаетъ въ свою собственность все то, въ чомъ господину его миновалась надобность, беретъ въ свою пользу тѣ сбавки, которыя дѣлаютъ поставщики, словомъ обогащается на счотъ своихъ господъ. Работникъ и прикащикъ, высчитываютъ каждую минуту; они ни зачто не войдутъ въ мастерскую до звонка, ни минуты не останутся въ ней долѣе положеннаго срока; хозяинъ вычитаетъ изъ заработной платы за всякій часъ, пропущенный рабочимъ, за то и рабочій, съ своей стороны, не подаритъ хозяину ни минуты; отъ такой мелочности конечно страдаетъ дѣло потому, что работа ведется нехотя и кое-какъ. Отъ надувательства въ качествѣ товара мало-по-малу переходятъ къ надувательству и въ количествѣ; всякій старается отнести на счотъ другаго неизбѣжную убыль и дефектные экземпляры; дорожа своими трудами всякій старается обмѣрить, обвѣсить, надуть другаго. Получивши нечаянно фальшивую монету, никто ее не уничтожитъ, а всякій старается сбыть другому. Человѣкъ, котораго нанимаютъ поденно или понедѣльно, надѣясь на его добросовѣстность, попусту тянетъ время. Работникъ, получающій задѣльную плату, заботится только о количествѣ, но не о качествѣ продуктовъ и для того, чтобы сдѣлать болѣе, работаетъ на скоро и плохо.

Все это неизбѣжно влечотъ за собою такой ущербъ, который сначала не замѣчается, но современемъ непремѣнно проявится въ дороговизнѣ продуктовъ и во всеобщемъ обѣдненіи. Это все равно, что если бы каждое изъ лицъ, участвующихъ въ производствѣ и обмѣнѣ продуктовъ, каждый работникъ или работница, каждый прикащикъ, каждый чиновникъ и т. д. ежедневно кралъ бы у общества цѣнность, равняющуюся стоимости четверти рабочаго часа. Предположимъ, что эта четверть часа стоитъ 10 сантимовъ, а производителей во Франціи 25,000,000 въ такомъ случаѣ годовая убыль будетъ равняться 912,000,500 франкамъ. Одно это обстоятельство могло бы служить объясненіемъ стѣснительнаго положенія страны. Замѣтьте притомъ, что скряжничая въ дѣлѣ труда, мы съ другой стороны, не жалѣемъ расходовъ на предметы роскоши; мы именно потому-то и дѣлаемся разсчотливы и скупы, что потребности наши разрослись. Такимъ образомъ, вдаваясь въ роскошь, мы мало-по-малу впадаемъ въ безнравственность и незамѣтно приближаемся къ нищетѣ.

Литература и искусство должны бы стараться поддерживать и развивать добрые старые обычаи, содѣйствовать созрѣванію и развитію этого драгоцѣннаго сѣмени, кроющагося въ сердцахъ людей. Въ этомъ случаѣ голосъ писателя или артиста имѣлъ бы авторитетъ, такъ какъ произведенія этихъ людей непродажны и потому имъ всего приличнѣе проповѣдывать умѣренность и безкорыстіе. Сами подавая примѣръ самопожертвованія они были бы истинными апостолами общественной благотворительности. Но писатели пойдутъ совершенно инымъ путемъ когда законъ освятитъ принципъ литературной собственности, который поведетъ къ совершенному уничтоженію благороднаго и великодушнаго элемента въ общественныхъ отношеніяхъ.

Слишкомъ много думая о своемъ талантѣ, соразмѣряя количество требуемаго вознагражденія съ тѣмъ чрезмѣрно-высокимъ понятіемъ, которое сами они имѣютъ о своихъ произведеніяхъ, литераторы и художники только о томъ и мечтаютъ, чтобы быстро нажить себѣ состояніе. Такъ какъ и общество того же мнѣнія, то у насъ вмѣсто литературы является промышленность, удовлетворяющая нашему стремленію къ роскоши и способствующая развращенію общества.

Журналисту платятъ со строки, переводчику съ листа, за фельетонъ платятъ отъ 20 до 500 франковъ. Одинъ изъ моихъ пріятелей упрекалъ Нодье въ томъ, что онъ испещряетъ нарѣчіями свой растянутый и тяжолый слогъ; на это Нодье отвѣчалъ, что слово, состоящее изъ восьми слоговъ, можетъ составить строку, а строка стоитъ франкъ.

Издатели умѣютъ растягивать строки, увеличивать шрифты и такимъ образомъ по произволу умножать число листовъ и томовъ. Цѣна книги въ настоящее время опредѣляется уже не количествомъ издержекъ на изданіе съ присовокупленіемъ того вознагражденія, которое слѣдуетъ автору, но соразмѣряется съ степенью извѣстности сочиненія, со внѣшнимъ видомъ и вѣсомъ книги. Соблюдая уваженіе къ мыслямъ автора и заботясь о карманахъ подписчиковъ издатель «Исторіи консульства и имперіи». (Histoire du Consulat et de l'Empire) назначилъ 2 франка за большой томъ въ 600 и даже въ 900 страницъ. Спекуляторъ, издавшій «Несчастныхъ» (Les Misérables), растянулъ на 10 томовъ и продаетъ за 60 франковъ романъ, который легко умѣстился бы въ 4 томахъ и могъ бы стоить 12 франковъ. Изъ этого простаго сближенія можно ясно видѣть, какъ дѣйствуютъ честные люди и какъ поступаютъ барышники.