Литературная Газета, 6613 (№ 37/2017) - [31]

Эх, хороший город Сатка –

Почитал стихи – двадцатка!

– начал Вячеслав.

А скажу вам: и Аша

Тоже очень хороша!

– ответствовал я ему, хотя ничего хорошего мы в Аше пока не видели!

– Вот судьба поэта, – вдыхая «пряный» ледяной воздух, говорил Вячеслав, – два дня назад в Москве, в Кремле пили коньяк с Микояном, а сейчас лежим в каком-то сортире, чёрт знает где!

– Судьба – выстукивал зубами я.

Наутро мы уже выступали в одном из цехов Ашинского металлургического завода и навсегда забыли о «весело» проведённой ночи. Это было нормой. Молодость и стихи списывали все бытовые неудобства.

Представьте: раннее утро, пересменка. Одни пришли на работу, другие спешат домой после бессонной ночи, а тут поэты «сваливаются им на головы»... Многие недовольны, но терпят. Начинается встреча. Лица рабочих оттаивают. Глаза начинают светиться, а может и слезиться. Поэзия берёт своё, и просят читать ещё и ещё...

К дверям забитым я зимой приеду,

Замочный ключ до боли сжав в горсти.

И улыбнусь

Хорошему соседу,

И попрошу мне клещи принести...

Я в дом родной вернусь не блудным гостем!

Я, словно ключ,

Любовь к нему сберёг...

И под рукой

Застонут длинно гвозди,

И упадут, как слёзы, на порог...

И тишина мне бросится на плечи,

А голуби забьются под стреху.

Трубу открою

В стылой русской печи

И, словно память, – пламя разожгу!

Николай Константинович Доризо в стихотворении, посвящённом Елене Сергеевне Булгаковой, писал:

Мало

иметь

писателю

Хорошую жену,

Надо

иметь

писателю

Хорошую вдову.

Мне эта горькая истина

Спать не даёт по ночам.

«Белая гвардия» издана,

Вышли «Записки врача»,

«Мастер и Маргарита»,

«Бег»,

«Театральный роман»…

Всё,

что теперь знаменито,

Кануло б в океан.

Вячеславу Богданову повезло: у него есть прекрасный брат – Виктор Михайлович Сошин, усилиями которого творчество Вячеслава Богданова вернулось в духовную жизнь России.

На родине поэта, на Тамбовщине, ежегодно проводятся Богдановские чтения, открыт музей поэта, его именем названа районная библиотека, улица, утверждена литературная премия «Светунец», утверждены стипендии одарённым школьникам. Установлен памятник работы заслуженного художника России Н.А. Селиванова. На Урале его стихи включены в школьную хрестоматию.

Есть присказка, что поэты Восточной Европы – пророки, а Западной – мастера... Не знаю, как насчёт мастеров, но, что касается пророков, то, «как вспомню, так вздрогну»! Когда на Цинковом кладбище, так в Челябинске зовут в народе самый большой погост города, мы хоронили отца нашего друга, поэта Валентина Сорокина – Василия Александровича, рядом с его могилой оказалась ещё одна свежевырытая... Мы со Славой оказались около неё.

– Смотри, Костя, уже приготовили... И ведь кто-то в неё ляжет в цинковом гробу.

– Почему в цинковом? – меня удивила это неожиданная деталь.

– Но ведь кладбище-то Цинковое!

Не знаю, была это шутка или пророческое предчувствие, потому как могила оказалась его собственной, куда Вячеслава через несколько дней опустили в цинковом «саркофаге». Самолёт из московского аэропорта Внуково с телом поэта прилетел в Челябинск поздно вечером.

Книга его «Избранной лирики» вышла в Челябинске в 1975 году за два месяца до этого события. Сборник заканчивался стихотворением «Желание», посвящённым Валентину Сорокину:

За какими делами захватит

Час последний в дороге меня?

Я б хотел умереть на закате

На руках догоревшего дня.

Что это пророчество? Предчувствие? Предвидение ранней гибели? Или просто такое вот желание?

«Уж сколько раз твердили миру», чтобы не писали стихов о своей смерти до рокового часа, но «только всё не впрок»... Эти пророчества, как правило, сбываются. Как тут не вспомнить рубцовское:

Я умру в крещенские морозы

Я умру, когда трещат берёзы...

Николай и Вячеслав были очень дружны. Случалось, что мы втроём гуляли по Москве в поиске «приключений», благо, что цены советских времён позволяли молодым поэтам «ни в чём себе не отказывать». Гонорары, несмотря на редкие наши публикации, исправно платили не только издательства, но и все журналы и газеты. Так что Рубцов более с юмором, чем с обидой, говорил:

Стукну по карману – не звенит!

Стукну по другому – не слыхать!

Если только буду знаменит,

То поеду в Ялту отдыхать…

На Ялту пока явно не хватало, но всему своё время... Известность к Николаю пришла, правда, в Ялту поехали уже другие, менее знаменитые... а тогда мы с молодецкой наглостью заваливались на квартиру сестры жены Вячеслава – Евгении и вольготно засыпали на постеленном нам на полу матраце под звуки Колиных стихов, заглушаемых оглушительным храпом поэта с Урала, сравнимого по силе звука только с рёвом стартующей ракеты. Кстати, Слава мог мгновенно засыпать в любое время суток в любом месте. Эта привычка выработалась у него в ранней молодости на металлургическом заводе. Работа по сменам, когда днём не спишь, а в ночь выходить к станку, выработала у него привычку засыпать хоть на несколько минут, если позволяла ситуация, и друзья по работе могли подстраховать тебя от бдительных глаз начальства. Я всегда завидовал этому его качеству, особенно когда он умудрялся «отключиться» на несколько минут, сидя в президиуме какого-нибудь литературного праздника, если стихи выступающего «не прóняли» (словечко В.А. Солоухина) ни его, ни зрительный зал.