Литературная Газета, 6602 (№ 24/2017) - [12]

– Зачем, поэт, ты режешь взгляд

Над пьяницею в луже?

– Да потому, что он мне брат…

И брат родной к тому же.

Привносятся в текст актуальные, и, увы, становящиеся привычными штрихи нашего бытия:

Занял дом почти весь лист,

Дом со множеством крылечек.

– Ну а этот человечек,

Саша, кто он?

– Террорист.

Но вместе с тем нужно сказать, что в сборнике «Стена» проявились и принципиально новые черты. Во многих строках книги, например, ощутим некий эмоциональный и даже, так сказать, технический надлом. Проявляется он, например, в акустических стыках и чересполосице клаузул. Было бы странно заподозрить зрелого мастера в недостатке техники, небрежности или невзыскательности. Очевидно, Зиновьев идёт на это сознательно. Более того, в ряде стихотворений он прямо указывает на этот эстетический выбор:

И чтоб была в них неумелость –

Та, что превыше мастерства.

Принцип ясен, и с ним трудно спорить: а то мы не читали выморочных холодных виршей, сварганенных стиходелами-миллиметровщиками. Пушкин говорил о глуповатости поэзии, Пастернак – о немыслимой простоте. Но на эту проблему можно взглянуть и с другой стороны: попробуйте сказать о неумелости гончару, плотнику или ювелиру, и они справедливо пошлют вас по известному адресу.

Поэту явно тесно в рамках прежней поэтической системы. Эмоционально его тяготят уныние и беспросветность: как бы нелегко ни приходилось в жизни, всё так же буйствуют сирень, черёмуха и жасмин, всё так же покрываются поволокой девичьи очи, всё так же весело хохочут друзья, собравшиеся за чаркой. Очевидно, лирический герой Зиновьева готов выйти из круга мрачного мироощущения, обрести основу для душевного преображения.

В сборнике «Стена» Зиновьев то и дело вступает в прямой или косвенный диалог с Пушкиным, Тютчевым, Блоком. Чувствуется, что в глубине его души зреет некий художественный перелом, выход на новый уровень. Он словно хочет заглянуть за стену, самим собой созданную, и узреть иные горизонты. Что там перед ним откроется? Посмотрим.

Сергей Шатурин

Бегство в никуда

Бегство в никуда

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Теги: Алексей Гарипов , Я ушёл

Алексей Гарипов. Я ушёл Стихи Магадан Охотник 2016 136 с.

«Я ушёл» – это четвёртая книга магаданского поэта Алексея Гарипова, в которую вошли стихотворения 2014–2016 годов.

Стихи Гарипова – это выплеснутая на бумагу боль, тяжесть от собственной неприкаянности, чуждости окружающему миру. Для его лирического героя реальность – словно каменистая почва, в которую он никак не может врасти корнями своей души: эта почва его отвергает. В этом ощущении чуждости – истоки страшных, отталкивающих образов мира, свойственных поэзии Гарипова:

Каждая ночь – бессонницей.

Каждый рассвет – бессмыслицей.

Солнце – кровавая конница.

Небо – железная виселица.

Неудивительно, что из такого мира хочется сбежать. Мотив бегства, исчезновения – ещё одна сквозная тема творчества Гарипова. При этом постоянное желание его лирического героя уйти – это вовсе не поиск иного, лучшего места, а просто желание раствориться. Перестать быть.

…либо грохнуться оземь,

Либо в горячую точку,

Иль на край света,

Иль на другую планету.

Поэтические образы книги «Я ушёл» мрачны, но при этом объёмны и по-настоящему художественны: «Во мне душа обесструнена, а звёзды обесполынены»; «Небо свинцовым кастетом бьёт тебя с правой в висок»; «Растекаются по венам неба пыль, планет извёстка»…

Книга производит впечатление крайне тоскливое, как монотонный ледяной дождь, временно укрывающий зябкой пеленой все смыслы этого мира. Безусловно, это стихи «не для всех», но и у них есть свой читатель – такой же отягчённый постоянным ощущением чуждости, а потому не понаслышке знающий то, о чём пишет поэт. Читатель, понимающий и принимающий многочисленные оттенки безысходной неприкаянности, звучащие в поэтических строках Гарипова.

Усиливают это впечатление атмосферные чёрно-белые иллюстрации, выполненные известным магаданским художником Александром Пилипенко.

Предисловие к сборнику написал профессор Миннесотского университета, литературовед, переводчик и критик Анатолий Либерман.

Людмила Тарасова

Следопыт о могиканах

Следопыт о могиканах

Книжный ряд / Библиосфера / Субъектив

Евсюков Александр

Теги: Александр Купер , Saudade , Урловские хроники

Александр Купер. Saudade Урловские хроники Москва: ПЛАНЕТА 2017. 216 с.: ил.

Новая книга Александра Купера (литературный псевдоним известного журналиста и писателя Александра Куприянова) со странным на первый взгляд названием «Saudade» посвящена жизни современной российской деревни. Деревни географически совсем не далёкой от столицы (соседняя область), но по многим признакам выглядящей, как другая планета.

Сам термин «Saudade» (саудади) португальского происхождения и в преамбуле к роману объясняется, как «пронзительная печаль от понимания того, что тот, по кому ты скучаешь, возможно, уже никогда не вернётся. Эмоциональное состояние, которое можно описать как сложную смесь светлой грусти, ностальгии по утраченному, тоске по неосуществимому и ощущение бренности счастья. Саудади ассоциируется с очищающей душу любовью»