Литературная Газета, 6599 (№ 21/2017) - [19]

– Опыт двух лет Литинститута помог мне понять, что я ещё не состоялся как поэт. Первая книга, которую я подготовил к публикации учась в Суворовском, была юношеской пробой пера. Позже, составляя своё «Избранное» («Время», 2008), я не смог взять оттуда ни строчки.

После Литинститута я учился в инязе, ездил в загранки с футболистами и профсоюзными деятелями, а чтобы совсем не выпасть из литературы, переводил с трёх европейских языков, равно как с чеченского и ингушского (по подстрочникам) – моим другом в Литинституте был ингуш Саид Чахкиев, с лёгкой руки которого я перезнакомился с множеством горских поэтов. Я по-прежнему писал своё, но не пытался печататься.

Вторая книга – «Время птицы» – вышла только потому, что Люда тайком от меня отнесла рукопись в «Советский писатель», где стихи пришлись ко двору. После положенных проволочек по причине того, что «…раз автор сидит в Нью-Йорке, то пусть он и дальше там сидит, у нас местных авторов хватает» – довод, который казался мне вполне убедительным – книга всё-таки вышла. Никто мне в литературе препонов не чинил, а если и чинил, то я, слава богу, об этом не знаю.

– Кем вы чувствовали себя в литературном мире – гостем, странником, хозяином? Вас поддерживал Арсений Тарковский, а как вообще складывались отношения с писателями? Наверное, хватало и недоброжелателей…

– Все мы в этом мире (и не только литературном) гости и странники... Я знаком с очень немногими писателями, а моё постоянное отсутствие в России не даёт мне времени и возможности испортить с ними отношения, тем самым избавляя меня от необходимости знать своих недоброжелателей.

Вообще я предпочитаю знакомиться с писателями по их писаниям, поскольку личное знакомство нередко разочаровывает. Хотя дружба с Арсением Александровичем Тарковским помогла мне понять, что всё-таки есть поэты, стоящие и в жизни на одном уровне со своими стихами.

– Сейчас вы считаетесь мэтром, а какое, на ваш взгляд, занимаете место в нашей литературе? Если рассматривать её в целом, от Ломоносова до наших дней.

– Не надо искать моё место в длинной шеренге литераторов «от Ломоносова до наших дней». В литературе я занимаю весьма неприметное место и чувствую себя на нём вполне комфортно. Мэтром я себя не считаю, поскольку не люблю и не умею учить.

– Написали всё, что хотели, или есть ещё какие-то масштабные замыслы, которые только ждут воплощения?

– Задумывал было перевести кучу итальянцев «кватроченто», да всё не доходят руки. Собирался потягаться с Михаилом Лозинским, сделав свой вариант «Божественной комедии», но вижу, что упустил время...

– Вот вы уже давно живёте в США. А как американцы реагируют, когда узнают, что перед ними – русский поэт? И о чём они с вами говорят, когда начинается откровенная беседа?

– Американцы никак не реагируют, потому что я никогда никому не представляюсь поэтом. Да и не с кем из аборигенов мне пить водку на предмет «откровенной беседы»: я, как был анахоретом у себя в России, так и остался – мне не нужны их откровения, им – мои. А если кто-то из американцев узнает о моём сомнительном занятии, то, скорее всего, подумает: «Не повезло мужику в жизни»...

– Если попробовать сравнить современную русскую и современную американскую литературу, то в чём вам видится основное различие?

– Это вопрос для литературоведа. Я не могу сравнивать, так как не знаю ни одну, ни другую литературу на необходимом для сравнения уровне.

– В России статус писателя сегодня, если так можно выразиться, неопределённо-низкий. Каков статус американского писателя?

– Не знаю, поскольку с американскими писателями лично не знаком. На всех своих языках читаю не самую серьёзную литературу в карманном формате, потому что на каком-то этапе понял, что все нужные книги прочитаны, нового мне уже не поднять. Да, честно говоря, и не особенно хочется: я стал закрываться от мира.

– Вы утверждаете, что Америка – «не ваша» страна. Что это просто «страна пребывания» для вас. А Россия? Нет желания вернуться? И если нет, то почему?

– Я гражданин России все тридцать с лишним лет своего гощевания за рубежом. Для США я экономический иммигрант: приехал сюда в поисках заработка после выхода в отставку из МИДа. А также чтобы лечить свою онкологию и диабет. У себя в России при нынешней ситуации с лекарствами мне эти хвори не одолеть, а здесь их сдерживают на приемлемом уровне. К тому же я всё ещё востребован в ООН как синхронный переводчик, хотя, конечно, не столь активно, как раньше.

Беседу велаАнастасия Ермакова

Найдёт ли награда героя?

Найдёт ли награда героя?

ТелевЕдение / Телеведение / Подвиг

Жукова Людмила

Уникальный кадр: лётчик Александр Мамкин перед своим последним полётом

Теги: Александр Мамкин , Великая Отечественная война

На НТВ вспомнили пронзительный эпизод Великой Отечественной

В передаче «Место встречи» рассказали о подвиге пилота Александра Мамкина. В ночь с 10 на 11 апреля 1944 г. лётчик 105-го гвардейского авиаполка горел заживо в подбитом мессером безоружном Р-5. По инструкции он имел право прыгать с парашютом. Но на борту самолёта жались друг к дружке десять малышей – воспитанников Полоцкого детдома, а в капсулах под крыльями – воспитательница Валентина Латко с сынишкой и два тяжелораненых партизана. Камера кинооператора запечатлела для истории героического лётчика, который вырвет у смерти 13 жизней, обменяв их на одну – свою...