Литературная Газета, 6592 (№ 13/2017) - [35]

Потом хозяйка пригласила всех за стол, и все споры-разговоры сразу же стали общей темой.

Поскольку главным гостем оказался 70-летний Роберт Таккер, то мнение американца о Сталине, Хрущёве и роли того и другого в истории страны оказалось в центре внимания.

Нам, 35-летним, были интересны эти люди: они жили во времена Сталина, лично знали Хрущёва, кто-то из них пережил войну, кто-то рассказывал об эвакуации, а кто-то – о годах репрессий.

Вдруг Евгения Таккер, оглядывая сверкающую янтарём мебель из карельской берёзы и дотрагиваясь до тарелки знаменитого Кузнецовского фарфора, громко произнесла:

– Я вспоминаю, как у нас всё это реквизировали, когда родителей репрессировали. Вывезли всё: мебель, фарфор, мамины драгоценности, даже одежду. Мы остались голые и босые…

Боже, подумала я. Наверное, она из «бывших», дворянка. Она же сказала, что у неё русские корни. Как интересно. Надо бы расспросить её об этом подробнее. И как бы в продолжение темы, в надежде на волнующий рассказ, я спросила:

– А кто были ваши родители?

– Мы жили в Доме на набережной, – гордо ответила Евгения.

Мне этот ответ мало что объяснил. – А кем они были, ваши родители?

– Они были революционерами.

Этот ответ поразил меня ещё больше.

– Я не поняла, а кем они были... – я искала точное слово и, так и не найдя его, сказала, – по профессии?

Мне хотелось услышать необычную историю о жизни необычной семьи, с родовой мебелью, фарфором, драгоценностями, в которую ворвались революционеры и всё конфисковали.

– Они были, – твёрдым и уверенным голосом, негодуя на мою непонятливость, произнесла Евгения, – они были профессиональными революционерами.

– А как это – профессиональные революционеры?! Это что, работа такая? Я правильно поняла, что революция была их профессией? – теперь и мой голос зазвенел.

– Да. Они делали революцию в России.

– Откуда же у них тогда был фарфор и драгоценности? Нас в школе учили, что революционеры были бедные и помогали бедным.

За столом повисла пауза.

Но дочь профессиональных революционеров ничто не могло смутить.

– Тогда это конфисковывали у врагов революции…

– Расстрелянных врагов революции, – добавила я. – Но ведь всё это было не ваше. Вы всё это получили, после того как это отобрали у арестованных, у расстрелянных, разве нет? Я была в Доме на набережной. Там в некоторых квартирах до сих пор стоит конфискованная мебель с инвентарными номерами на задних панелях. У вас была такая же мебель с инвентарными номерами?

Теперь уже за столом установилась просто-таки гробовая тишина. И даже всё прекрасно понявший профессор Таккер, вместо того чтобы защитить жену, смущённо молчал.

А эмигрировавшая в США дочь профессиональных революционеров обиженно замкнулась в себе, поскольку, видимо, была убеждена, что всё это – от старинной мебели до столового серебра, отнятое и украденное профессиональными революционерами у бывших владельцев, – должно было по праву принадлежать её семье.

Давай сюда свои привилегии, гад!

В августе 1991 года, когда на Лубянской площади часть негодующих и жаждущих демократии граждан стаскивала с пьедестала обмотанную верёвками статую Феликса Дзержинского, которого правильнее было бы назвать Феликс Кровавый, другая часть, услышав крик: «Айда брать ЦК!», нестройными рядами ломанулась на соседнюю Старую площадь.

Я со своей съёмочной группой осталась на Лубянке. Это было зрелищно. Там присутствовало огромное количество теле-, фото- и кинокамер. Люди возбуждённо переговаривались. То здесь, то там возникали импровизированные митинги. Кадры падающего памятника и аплодирующей толпы есть во всех телеархивах ведущих телекомпаний. Их не раз крутили, как символ победившей демократии и конца СССР.

А о том, что происходило в это же время у здания ЦК, несколькими годами позже рассказал нам бывший коллега Алексея по работе в международном отделе, специалист по истории и экономике Китая.

Привожу его рассказ полностью:

«В то время я в Москве был. В отпуск так и не успел уехать. Смотрю, в новостях рассказывают, что к вечеру собираются демонтировать Дзержинского. Вот я и решил съездить на работу, книги свои и справочники по Китаю забрать. Мало ли чего им ещё придёт в голову демонтировать.

Приезжаю, захожу в третий подъезд. Там вроде всё чин-чинарём, милиционер на входе пропуск проверил, только в коридорах народу немного – отпуска же. Взял ключ. Поднялся к себе в кабинет на пятый этаж. Сижу: книги, подшивки статей перебираю, решаю, что брать, что не брать. Да так увлёкся, что не заметил, как две сумки набилось.

В кабинете душно, пыльновато – давно не убирали. Решил я окно открыть, чтобы посвежее было.

Только открыл – слышу шум, как будто люди чего-то поделить не могут. Я на подоконник встал, чтобы улицу виднее было – а там… Мать моя женщина! Народу скопилось! Митингующие чего-то кричат, руками на здание показывают, мне показалось, прямо на меня. Ну всё, думаю: опять, как при Ленине, почту, телеграф, телефон брать пришли.

Подхватил я свои сумки – и вниз. Решил не через центральный подъезд выходить на площадь, а через запасной выход, в переулок. Только шагнул на улицу, тут меня кто-то огромный и взъерошенный хвать за плечо и шипит так тихо: