Литературная Газета, 6543 (№ 08/2016) - [27]

Но у нас всё быстро забывается, как, например, то, что была остановлена точечная застройка, от которой было мало чего хорошего для москвичей. Хочу также напомнить: ещё недавно предрекали, что к шестнадцатому году столица застынет в пробках, мы-де ни на что не способны. Не случилось, хотя машин не меньше. Почему? Да потому что вовремя был принят ряд решений, пусть и непопулярных поначалу.

Перед нашей встречей я думал над тем, что с момента перестройки мы долго жили, надев на себя шагреневую кожу. Надеялись, что подобно волшебной палочке она выполнит любую волю, любое желание. Забывали, что после каждого выполненного желания она необратимо уменьшается, что нельзя транжирить дары безоглядно. Образно говоря, эту кожу надел на себя сначала один наш перестроечный руководитель, потом другой. И вели себя, как герой Бальзака.

– Но и мы-то за ними дружно шагали, верили обещаниям.

– Да и были готовы вместе с ними делиться с кем попало нашими дарами. Не понимая, что раздеваемся и теряем очень многое. В том числе то, что называлось государством, нашей историей, культурой, землями, взаимоотношениями. Сначала это легко происходило, например, в конце 80-х и в 90-е, а потом всё же остановились. Прозрели: так очень скоро голыми останемся. И заметьте, те, кто без устали говорил про демократию, либеральные идеи, не задумывались, что сами могли в какой-то момент оказаться рядовыми продавцами в Якитории или Макдоналдсе. Неважно где, но в услужении. А это уже иной общественный, политический, социальный расклад. Чуждые ценности разрушали многие важные устои, а не только несли свободу. Вот и сжималась шагреневая кожа. Сейчас мы уже не такие бездумные транжиры, хотя эхо ещё слышится.

Понимая, что мы сегодня живём со всем этим в ещё более непростых условиях, мы должны быть гораздо более самостоятельны и самодостаточны, включать весь интеллектуальный ресурс, физические силы, чтобы не сбиваться с курса. Никто нам на блюдечке ничего не принесёт.

– Хм, куда вы нас, однако, вывели от сноса самостроя. Согласен с вашими рассуждениями, но не увиливайте от вопроса.

– Не увиливаю. Когда все эти строения появились в людных местах, а это было именно в 90-е, то думали в тот момент просто: откроем, а там видно будет. Кстати, даже те из сегодняшних (вернее, теперь уже вчерашних) владельцев, кто считал, что имеет на руках справедливый, правильный договор, почему-то обычно не интересовались, у кого его приобретали и насколько всё законно. Многих такие «мелочи», как местонахождение коммуникаций, их доступность для соответствующих служб, вообще не интересовали. Были те, кто пересдавал места, посредничал, зарабатывал, как говорится, на воздухе. Хватало криминала.

Не говорю уж, что долгие годы прилепленные друг к дружке строения закрывали красоты Москвы. А ведь мы как были культурной столицей Европы, так и продолжаем ею оставаться. Тем более надо очищаться от шелухи, всего временного, что чуждо московскому глазу.

И вот, смотрите, открылись дома, всё больше улиц, по которым хочется гулять. Мы видим наш город, видим! Любуешься им даже за рулём.

Вообще мы привыкли, что легче себе сказать: пусть будет так, как я сейчас живу. Инерция. Но жизнь-то меняется. И киоски изжили себя, хотя они многое дали и тем, кто был занят в этом бизнесе, и всем нам. Город будет дальше развиваться, надо не вязнуть в болоте.

– Как можно понять, решение о сносе было просчитано?

– Да. Просчитано всесторонне. И рабочие места есть. Как и опыт, чем может обернуться спонтанность решений, когда приходится потом делать обратные ходы или что-то серьёзно корректировать. Бывало стыдно. Здесь не такой случай.

Кстати, динамизм жизни, необходимость изменений в городской культуре ощущается и в таком вопросе, как парковки. Да, цены кажутся тут высокими, экспансия платных стоянок нарастает – всё это нужно отслеживать, относиться (имею в виду исполнительную власть) внимательно, не пережимать. Не всё ведь сразу складно. У меня во дворе – автостоянка. Набираю номер на мобильном телефоне – шлагбаум открывается. Порой теряешь время, ругаешься про себя, пока листаешь номера, но ведь весь этот сектор жизни становится культурнее, безопасности больше. Молодые вообще быстро адаптируются. Так что пусть меняется город к лучшему, а с ним и мы. И при этом надо понимать, что реформы вызваны временем и накопившимися проблемами. Да, трудны, кого-то задевают, но без них не обойтись.

– И «ЛГ», и вы постоянно в этой теме – речь о московской топонимике. Впечатление, что когда говорят о переименованиях, то кто-то перед памятью оказывается на первых ролях, кто-то в тени. Скажем, имена Архиповой или Свиридова не отражены на карте Москвы.

– Согласен, в некоторых случаях, кстати, при очень активном влиянии жителей, принимаются быстрые решения. Право на них имеют президент страны и мэр. Обычно же действует чёткая правовая процедура. И не только при переименовании улиц и площадей.

Например, я внёс предложение, чтобы наследники деятелей культуры, а это не только артисты или музыканты, но и архитекторы, скульпторы, художники, врачи со званием народных СССР, получали право на установку в честь столь заслуженных людей памятников, мемориальных знаков, географических наименований не через десять лет после их ухода из жизни, а через пять. Работа над правовым регулированием продолжается и идёт, по-моему, в правильном направлении.