Литературная Газета, 6506 (№ 16/2015) - [19]

Общее впечатление от книги довольно своеобразное. Прежде чем описать его, напомню, что Михаил Натанович Айзенберг родился в 1948 году. Так вот: при чтении постоянно возникает мысль, что перед тобой – книга молодого автора. И не какого-нибудь, а самого что ни на есть Бродского. Поясню на конкретном примере:

Слух неразборчив, или ушная полость

ближе к земле тянется к анонимам:

между шумов их говорящий голос

передоверен самым необъяснимым.

Вы спросите, чем же плох ранний Бродский, и я отвечу, что ничего-таки особенного против него не имею. В ранних стихах намечаются тренды, которые будут развиты в зрелый период. Нормальный процесс становления индивидуальной манеры. Но подождите-ка: речь ведь не о молодом Иосифе Александровиче! Перед нами – книга убелённого сединами и прочно занявшего место в современной литературе поэта Айзенберга! Неужели вершина его поэтики такова? Как ни прискорбно, да. Очевидно, он очертил для себя границы той «комнаты», из которой выходить уже не собирается. Но вдруг в рамках такого подхода возможны какие-то удивительные открытия и находки, стилистические изыски или в конце концов пресловутое «приращение смысла»?

О чём же пишет Айзенберг, что волнует его настолько, что на бумагу выплёскиваются стихи? Блеклые бабочки, невзрачные птички, погода, изредка выходящая за пределы даже не пятидесяти – двух-трёх – оттенков серого. Уже на середине книги одолевает какая-то неагрессивная, но всё-таки тоска. Насекомые, переползающие из одного текста в другой, усиливают ощущение малости, неважности, убогости бытия.

между мухами и осами

справедливости учась,

чтоб и мне, как всякой особи,

тоже выделили часть.

Как будто и нет вокруг огромного и бушующего мира, как будто бы жизнь окончена, даже не начавшись. Какая-то досмертная, безвременная «банька с пауками», в которую Айзенберг старается затащить наивного читателя. Но и затащить-то не получается, авторское пространство не может вместить кого-то ещё. Не хватает ему как минимум ещё одного измерения: то ли кафкианского гротеска, то ли набоковской утончённости. А может быть, поэт всё-таки не должен учиться справедливости «между мухами и осами»? Кто знает[?]

Отдельно стоит отметить периодически попадающиеся ляпы. Прочитайте вслух: «Говорит со мной утрата, // как у ямы на краю». Какуямы, какуямы… Япония, что ли?.. Любопытный факт. В Википедии об Айзенберге читаем: «В советское время не публиковался, в пост­советской России выпустил шесть книг стихов и четыре книги эссе о современной русской поэзии». Казалось бы, всё тут понятно: диссидентствующему поэту перекрывала кислород «жестокая цензура», потом «всё стало хорошо», справедливость восторжествовала. Но так ли в действительности обстоят дела? Может быть, и не нужно литературе тиражирования раннего Бродского, насекомой тоски и «какуям»? Целый день хожу и думаю об этом…

Теги: Михаил Айзенберг. Справки и танцы

Бургер книг

Катарина Маренхольц. Литература! Кругосветное путешествие по миру книг. - М.: Колибри, Азбука-Аттикус, 2015. – 192 с.: ил. – 3000 экз.

Я открыла эту книгу на странице, где рассказывалось про "Вишнёвый сад", прочла, что там «в виде исключения, не сквозит безнадёжная тоска», и подумала, что о ней следует отозваться критически. Потому что разве же в «Вишнё­вом саде» не сквозит тоска (безнадёжность, которую каждый волен определять сам)? Но, вчитавшись в сочинение Катарины Маренхольц, где и впрямь хватает забавных сентенций вроде «Винни-Пух – медвежонок с чрезвычайно низким IQ», решилась поступить иначе.

Нравятся нам заведения быстрого питания или нет, нельзя отрицать, что многие люди находят их приемлемыми, а тамошнюю еду – относительно недорогой, сытной, а иногда и довольно вкусной. И если люди привыкают посещать какой-нибудь «Бургер кинг», не приходится удивляться, что на свет появляется и бургер книг – быстрый, незатейливый и калорийный.

Такова книга Катарины Маренхольц. Схематично, но пре­имущественно толково, без откровенного вранья пересказанные сюжеты выдающихся произведений мировой литературы. Не без остроумия преподнесённые писательские биографии. Это не антисанитарный и полукриминальный привокзальный ларёк – это именно вполне гигиеничный и законопослушный «Бургер кинг» с его аккуратной фасовкой. К достоинствам книги Маренхольц стоит отнести внятную систематизацию: по времени, по жанрам, даже по простоте и сложности. Книге не чужд флёр феминизма и политкорректности (так, Хемингуэя слегка упрекают за «мачизм», Толстого – за недостаточное внимание к жене, а Гюнтера Грасса – за «спорное стихотворение» о конфликте между Ираном и Израилем), но до открытого неодобрения нигде не доходит: Маренхольц в высшей степени свойственно то качество, которое в массовой культуре именуется позитивностью.

Теперь всё же поговорим о том, чего в книге нет. Первое и самое очевидное для нас: в ней очень мало русских писателей. Гораздо меньше, чем мы сами о себе думаем. Маренхольц – немка, и её книжный перечень составлен с явным благоволением германской литературе, что как раз совершенно нормально и даже правильно. Говоря о Марке Твене, она одобрительно выделит скетч «Об ужасающей трудности немецкого языка» (многие ли русские читатели его помнят?), а рассказывая о Пастернаке, предположит, что поэтом он стал в Марбурге. Чем ближе к современности, тем плотнее её книгу населяют германские авторы[?] а вот русская литература заканчивается даже не на Бродском и Довлатове – она заканчивается на Солженицыне. Притом что литература Германии, Британии, США, Франции продолжается и в двухтысячные. Если относиться к этому серьёзно, можно констатировать полный провал российского книжного пиара на мировом рынке.