Литературная Газета, 6475 (№ 32-33/2014) - [52]

Печаль зальём квасом, если кока-колу снова уличили в санитарной неблагонадёжности. Но не всё так просто оказалось. Оказалось, что хамон в России больше, чем хамон. Его оплакивают, как близкого друга. Кусок вяленой свинины превозносят как символ свободы и правового государства. Мой сосед, учитель истории в университете для трудных подростков, хамона не едал. Ему тамбовской ветчины хватает, так он – для экзотики – ещё и бастурмой балуется. Какой тут хамон! Но он покопался в летописях, прошерстил архивы и раскрыл тайну ароматного кушанья. Оказался хамон древнерусской забавой, а испанцы просто присвоили наше изобретение ещё во времена Ивана Грозного. Только называли его тогда на древнерусский лад – «хамовн». Отсюда – московский район Хамовники и хамовные дворы, которыми славились многие русские города. А потом просто забыли рецепт, переключились на щи да кашу из китайской гречки.

И нам нужно переключаться. Санкции – суровое слово. На все сомнительные продукты наложен справедливый запрет. Только для самых маленьких государственные мужи сделали исключение: детское питание и спиртные напитки под санкции не попадают. Оно и понятно: пьющий человек – чисто ребёнок. А любитель шотландского виски и французского шампанского – ребёнок вдвойне.

Земли у нас много, населения – маловато, вроде бы всего должно хватать. А в Израиле, наоборот: земли мало, а жителей – яблоку негде упасть. Переаншлаг, как говаривал один одесский импресарио до первой отсидки. Но на прилавках – израильская картошка. Не очень-то вкусная, кстати, но и не гнилая. Есть можно, хотя и без восторга. Но, выходит, они умеют её вырастить, чтобы и себе хватило, и на продажу вплоть до России. А наши великие хозяйственники договариваться умеют, на русскую деревню давно рукой махнули. Не манго какое-нибудь, а родную картоху закупаем.

Оказывается, наша «Любительская» колбаса зависит от европейского мяса. И добротных свиней на наших просторах куда меньше, чем менеджеров очень среднего звена, которые, не покидая московских (а то и лондонских!) апартаментов, отвечают за этих симпатичных животных.

А у нас во дворе вместо прежнего продовольственного магазина завелась какая-то «Билла». Не знаю, какое отношение эта «Билла» имеет к Монике Левински, но не верю, что под такой вывеской будут уважать шоколад «Сказки Пушкина» и московские баранки. Уж скорее на место камамбера из Евросоюза придёт говядина из Бразилии – до первого конфликта с родиной неугомонного Пеле.

И всё-таки наша воздушная кукуруза вкуснее поп-корна!

Теги: фельетон

Вернисаж

На Первом всесоюзном съезде советских писателей шёл не только серьёзный разговор о судьбах и перспективах литературы. Были и минуты разрядки, когда в кулуарах Колонного зала ведущие сатирики и художники-карикатуристы знакомили собравшихся со свежими эпиграммами и пародиями, нарисованными по горячим следам шаржами. Позже эти весёлые произведения входили в разные сатирические сборники, в том числе такие известные, как "Парад бессмертных" (1934) и «ЛитОраторы» (1935). На форзаце последнего сборника троица Кукрыниксы нарисовала даже групповой шарж, который сопровождался открывающим книгу стихотворным репортажем Александра Архангельского «Парад литературы». Давая краткие характеристики многим изображённым участникам «парада», сатирик заканчивает репортаж такими словами:

Пускай другой поэт прославит,

Не пропуская, не тая,

Большой писательский алфавит

От буквы А до буквы Я.

А я, взирая влажным взглядом,

Шепчу: о, дивный, славный миг!

Я верю - вслед за сим парадом

Последуют парады книг! 

Теги: карикатура

Правдивые заметки старого питерца

     ***

В последние годы жизни Достоевский часто болел. Прихожу как-то к нему, а бедняга совсем плох. Я, чтобы ободрить старика, говорю:

- Послушайте, Фёдор Михайлович, иду сейчас по бульвару, а народ вовсю читает ваше первое произведение. Припоминаете его?

– "Бедные люди", – простонал великий писатель.

***

Сидим в ресторане с критиком N. В зал заходит какой-то незнакомый мне мужчина. Взлохмаченный, пьяный. Ну точно поэт.

– Это Андрей Белый, – шепчет N. – Или Саша Чёрный.

– Какой же, – говорю, – вы, батенька, критик, если Белого от Чёрного отличить не можете!

***

Пришли мы с Чуковским по мелкому делу (хлопотать за кого-то, что ли) к большому пролетарскому писателю – Максиму Горькому. Дело наше разрешил Алексей Максимович замечательно быстро и к столу пригласил. Настроение у писателей было прекрасное. Шутили, пикировались. Горький пару раз в усы улыбнулся и говорит:

– Всё же, Корней Иванович, народ меня любит гораздо более, чем вас. Вот город в честь меня назвали. А в честь вас, любезнейший, ничего и не названо.

– А Чукотка?! – мгновенно отпарировал Чуковский.

***

Бродил я как-то вдоль Невы да и забрёл к Маяковскому. Владимира Владимировича дома нет, зато на его рабочем столе – поэма. Новая совсем, ещё без названия. Поэму я прочитал с удовольствием, взял и написал сверху «хорошо».

Теги: юмористические миниатюры

Письмо из российской глубинки

Дорогие столичные жители!

Извините, но мы к вам с вопросами[?]

Вы ж высокой культуры носители,