Литературная Газета, 6448 (№ 05/2014) - [61]

В суматохе, конечно, не обошлось без фруктов скороспелых.

Эдвард Радзинский учился на историка, потом стал человеком театра, а в начале 90-х прописался на телевидении. В нём нашли своеобразного, экзальтированного рассказчика. Чаще всего он рассказывал телезрителям о деятелях истории. Все промелькнули перед нами: Сталин, Ленин, Наполеон, Лжедмитрий и Борис Годунов, Александр Освободитель... Получилось не менее убедительно, чем у Алана Чумака: он действовал методами прямого внушения. Иногда на наших глазах превращался в чревовещателя. После разгрома 1991-го Радзинский первым опубликовал 1004 страницы про любовь к товарищу Сталину. Тогда казалось, что перестроечные битвы за тело и дело генералиссимуса отгремели, а Радзинский разглядел актуальность Сталина и не прогадал. Книга получилась авантюрная, неправдивая, но главное в этом деле – резонанс. По сравнению, например, с забытым ныне Леонидом Баткиным Радзинский писал о сталинском времени более объективно.

В последнее время Радзинский всё чаще предстаёт перед публикой в образе православного монархиста. Он находит идеал в просвещённом самодержавии императора Александра II. Тут, конечно, необходима утончённая интерпретация. Вот и в огромной новой книге про Романовых программным стало повествование о царе-реформаторе.

Нет, это не беллетристика, не роман – в идеале книга Радзинского могла бы стать образцом популяризаторской литературы. Что может быть важнее популяризации истории? Радзинский умеет писать увлекательно, азартно, а это чуть ли не решающие качества научно-популярного жанра, если акцент ставится на популярности. Он умеет вовремя ввернуть исторический анекдот, умеет в нескольких фразах обрисовать судьбу "замечательного человека".

Но чувства меры драматург не обрёл. Своим героем он увлечён. В эпохе великих реформ Радзинский видит потерянный исторический шанс России на благоденствие. При этом не замечает, что за годы правления Александра II империя стала беднее, да ещё и утратила независимость от мировых кошельков.

Наша богема почему-то любит реформаторов. Считается, что самое благородное занятие для политика – реформировать. Когда, кроме реформ, монарх занимается ещё и армией, воюет и побеждает – это считается перебором. И в последние годы появилась тенденция заменить культ Петра Великого культом Александра Освободителя. Даже Борис Немцов как-то назвал этого царя своим любимцем.

Но не выходит, не получается. Прежде всего не утверждается система ценностей, отвергающая идеал сильного государства. Уж такая «дикая» страна Россия.

И вот что странно. Советскую власть Радзинский развенчивает с позиций православного фундаментализма. Упрекает в языческом возвеличивании вождей, твердит, что над атеистической империей простиралось «пустое небо». Всё это прочитывается в рассуждениях о русской революции, которые мы видим в повествовании о Николае II. Но, когда речь заходит о XIX веке, фундаментализм исчезает – и Радзинский становится на сторону либералов, которые в те годы были активными противниками как православной церкви, так и религиозного мировоззрения. Видимо, атеисты тоже бывают классово близкими и враждебными. Близкие – те, кто уважает права собственности и свободу личности. А враждебные Радзинскому – те, кто встал на сторону черни за всеобщее просвещение и укрепление государства.

Писателю помогают театральные навыки. Когда Радзинский взахлёб толкует об императорах – кажется, что он сам принадлежит высшему свету, знает все его пересуды. Барон, не меньше! Но уж очень торопится Эдвард Станиславович. Там, где необходим обстоятельный разговор, – не останавливается. Хочется поразмышлять, проанализировать разные источники – а наш автор уже далеко. Как будто телевизионные ухватки сказываются, хотя Радзинский, конечно, прежде всего литератор, а не «медийная персона».

И тут уж непонятно, что первично – сценарий телемонологов о царе-освободителе или книга. И вроде бы книга обстоятельная, панорамная, а всё как-то торопливо излагается, взахлёб. Явно написано на скорую руку. Не потому ли о трагедии Крымской войны сказано походя: дескать, не заметил император Николай, что его армия превратилась в принадлежность парадов. Об обороне Севастополя, когда были проявлены и героизм, и военное искусство, наш автор и не вспоминает.

В истории Радзинского действуют романтики и злодеи. Драматург Радзинский, помнится, создавал более сложные характеры. В отряд злодеев почему-то угодила императрица Екатерина II – это видно в повести о княжне Таракановой. Правда, в книге об императоре Александре II он величает её «великой прабабкой».

Быстро меняется картинка в калейдоскопе от Радзинского! Как будто не терпится автору блеснуть эрудицией. На телеэкране это выглядит эффектнее, чем на бумаге. Хотя, когда исторические сочинения Радзинского называют «мировыми бестселлерами», доля рекламного преувеличения здесь не столь велика. Радзинский, поющий о загадках истории, – успешный проект.

Серьёзным историкам, конечно, никогда не дотянуться до тиражей Радзинского. И потому его оценки имперского и советского прошлого влиятельны для многих. Получается, если хотите, чтобы в читательской памяти осталась ваша версия – научитесь писать об истории в духе сентиментального детектива. Но тогда уже не претендуйте на звание подлинного историка, не обижайтесь, когда вас ловят за слишком уж бойкую руку.