Литературная Газета, 6436 (№ 43/2013) - [22]

ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Ирина Наумова. Господин Куцехвост и иностранный шпион. – М.: Росмэн, 2013.– 88 с. – 6000 экз.

Продолжение цикла сказочных историй про дружные семейства мышей и домовых. Ирина Наумова разрабатывает один, счастливо найденный сюжет, и необходимо признать, что делает она это всё лучше. Книжка про «иностранного шпиона», попавшего в мышиную передрягу, шипит и пенится остроумием, как освежающий лимонад, притом что никаких головокружительных поворотов там не просматривается. Писать простенько – зато легко, весело, занимательно и без чудовищных стилистических проколов (которыми, увы, часто грешат авторы, пытающиеся сделать текст «посовременнее») – у Наумовой есть этот талант. Ну и, кроме того, радует, что из её сказок не изгнана мораль, одновременно явная и деликатно преподнесённая. Есть в сказке и черты пародии (в первую очередь на газетное творчество), которые не только детей насмешат, но и взрослых дополнительно позабавят.

Теги: современная литература

Красота там, где правда и простота

«Колхозный рынок». 1980–1988 гг.

Теперь как-то странно думать, что картина этого художника стала предметом дискуссии и даже сердитой критики в печати. "Курочка Ряба", привезённая с угличской тихой улицы на московскую групповую выставку 1982 г., стала точкой пересечения полярных мнений. Одна сторона отводила от автора подозрение в «программном традиционализме», во «вторичности» метода и утверждала его «аутентичность» и живую «непосредственность видения натуры», вторая же, напротив, искала в картине попытку ухода от остроты современных задач. Собственно, «Курочке» был даже придан нарицательный смысл и отведена роль ярлыка для чего-то такого, безыдейного.

Потом ярлыки осыпались[?]

Живопись и разнообразная графика Алексея Жабского вышли наконец в последние три-четыре года из тени домашних «фондов» на свет и обсуждение персональных выставок. Жаль только, что уже без него. Сначала небольшие города, потом Москва - выставочный зал Музея А.С. Пушкина на Арбате, Школа акварели Сергея Андрияки и вот теперь, в ноябре, его картины примет Центральный дом художника.

Алексей Александрович Жабский (1933–2008) родился в Сибири, окончил художественное училище в Свердловске, в 1959 г. поступил в Художественный институт им. В.И. Сурикова и прожил как осуществлённую мечту годы учёбы на отделении станковой живописи. Московская школа и в новых условиях хранила традиции русского искусства, восходящие к опыту знаменитого Союза русских художников. А что до программного соцреализма, то здесь в нём активно развивали вторую составляющую – «старый добрый» реализм, прочную основу для творческих исканий молодых художников, залог вневременного значения их картин.

Исторические, историко-революционные темы, сюжеты из современной жизни – всё это разнообразие давало молодому художнику возможность выбора и творческой самореализации. Тогда, в 60-е годы, Алексей Жабский начал писать сложные многофигурные композиции и разрабатывал это направление около двадцати лет. Здесь, в частности, акварельные и живописные варианты – «По долинам и по взгорьям» и «Мы новый мир построим», «Провозглашение Советской власти в Угличе» и «Перед началом торжественного собрания…», где над рядами сидящих кумачовый лозунг «Владыкой мира будет труд». Эти работы соединяют в себе несколько важных для художника слагаемых. Приверженец реалистической школы, он берётся за сюжеты, которых не видел. И тут, сознательно или безотчётно, находит решение, доверяясь песенной образности, и уже в её систему вводит богатый опыт пейзажиста и портретиста.

В начале 1980-х годов, когда многих художников вдохновляло восьмисотлетие Куликовской битвы, Жабский напишет несколько исторических композиций. «На поле Куликовом» – картина и акварель того же времени. Сбор войска у стен деревянного града, «фресковые» цвета и мастерское построение многолюдья с его статичной и динамичной составляющими, с толпой, из которой выступает войско. И опять как вариация темы вторая работа «На половецкие степи»: из деревянных ворот града выступает княжеская дружина, над мерным движением всадников стяги и копья, в строе и в толпе много белого цвета и светлых спокойных красок. Как и другие его современники, Алексей Жабский обращается здесь к стилистике древнерусского искусства.

Картины этого ряда после выставок не возвращались в мастерскую, они разошлись по музеям разных городов и Москвы (Третьяковка, Центральный музей Вооружённых сил и др.). Музеи вообще хорошо знают Жабского, охотно включают его произведения в свои собрания и экспозиции, его высоко оценивает критика («картинщик легендарно-песенного лада», «классик натюрморта»), у художника есть свой зритель, пусть пока не очень многочисленный, но верный и «прирастающий» с каждой новой выставкой.

Среди пейзажей Жабского виды старой Москвы – Музей А.С. Пушкина на Пречистенке, площади, фасады, колонны… Город стряхивает с себя случайные приметы, приобретает строгую ясность черт и замирает в рассеянном мягком свете. Любимый им Углич с торговыми рядами и домиками, со стенами соборов и куполами старых лип, раскрытых над улицами, преображается в некую почти идеальную провинцию вообще.