«Непридуманные пьесы» о придуманной жизни
«Непридуманные пьесы» о придуманной жизни
Юрий Мирошниченко.Непридуманные пьесы: Драматические произведения в двух томах.- Новосибирск: Издательский дом "Сибирская горница", 2011. - 500 экз.
"Непридуманными" пьесы названы не напрасно: действие их прочно укоренено в реальной действительности современного Кузбасса, захватывает читателя (зрителя?) подлинностью и фактурностью картины шахтёрского бытия не только последнего двадцатилетия, но и в глубине исторического разреза. При этом жизнь воспроизведена в такой стремительности, оглушительной силе жизненных перемен, когда героя, не успевшего органично, в эволюционном режиме отойти от переживания старого, "советского" опыта жизни, чужой волей насильственно перемещают в новую реальность - теперь уже рыночной экономики и когда экзистенциальный страх непринадлежности самому себе рождает ощущение абсурдности окружающего мира.
Абсурдность как составное начало мировидения и предстаёт одним из определяющих начал художественного почерка Юрия Мирошниченко. Абсурд входит в повседневный мир героев как органически присущая их поведению черта. Так, привыкшие к своеволию верхов жители заброшенной сибирской деревушки легко поддаются тревожным слухам о способности властей узаконить эвтаназию. По логике их жизненного опыта эти опасения не лишены реальности. Вот был у них богатейший совхоз, "одних свиней тридцать тысяч[?] Ну и где всё? Так и здесь. Проведут опрос, установят рейтинги[?] Тут главное - подготовить людей. Ну а дальше[?] Обработают по радио, по телевидению[?]" ("Эвтаназия"). Эта ситуация, воспроизводящая волюнтаристскую политику власти и безмолвное послушание народа, приобретает в пьесах Мирошниченко многовариантный характер: в пьесе "Кукла" она повторяется с легко узнаваемой для Сибири спецификой: "А наша "Волна"?! На берегу речки, поля прямо под окнами[?] и жили нормально, пока какая-то баба-академик, шибко учёная, не придумала укрупнить на
с - свести все деревни в одну. Потом все учёные по радио её отмазывали: мол, она не виновата, это её неправильно поняли".
Но как бы глубоко ни было укоренено действие пьес в конкретно-эмпирических обстоятельствах текущей жизни, не к этому сводится их смысл и суть, не в этом состоит их главное назначение. Сосредотачиваясь на неподдельной выразительности кузбасско-шахтёрского локуса пьес как реальной фактурности их сюжета, критика невольно уводит в сторону от того, что придаёт им философскую глубину и напряжённость, делает достойным внимания серьёзного читателя. Главное состоит в том, что какой бы ни предстала в пьесах жизненная фактура, давящая тяжесть повседневности и несокрушимость господствующих обстоятельств, драматический конфликт их неизменно находит своё разрешение на пути возвращения человека
Важно, что философская напряжённость сквозной для творческих исканий драматурга проблемы личностного самоопределения человека с течением времени, по мере приближения к нашим дням многомерно возрастает, о чем убедительно свидетельствуют последние пьесы Ю. Мирошниченко - "Стена плача" (2009) и "Кто убил Кеннеди" (2010).
Обращённые к изображению мира, во многом сотворённого по законам рассудочного конструирования и часто волюнтаристского перенесения на национальную почву чужеземного, "заграничного", социально-исторического опыта, пьесы привлекают своей погружённостью в проблемы, столько же злободневные, сколько и вечные, и в этом смысле рассчитаны на читателя (зрителя) вдумчивого, способного на сотворческие отношения с автором. Автор не претендует на завершённость взгляда на смысл человеческого бытия, а потому открыт для плодотворного диалога, в котором так нуждается наше время.
Людмила ЯКИМОВА,
главный научный сотрудник Института филологии СО РАН,
профессор НГУ, доктор
филологических наук
