Литературная Газета 6327 (№ 23 2011) - [32]

А на кладбище сельском

такая стоит тишина,

что звенит в каждом ухе,

и входишь в ворота с опаской.

Тихо здесь до того, даже слышно,

как трескает на

ещё свежих крестах голубая и синяя краска.

Где ещё можно встретить старых друзей,

как не там?

От оградки к оградке, от холмика

к холмику я

потихоньку пойду, осторожно куря

сигарету,

земляков узнавая на снимках…

И детства друзья

глянут вдруг на меня с аккуратных

надгробных портретов.

Цикл стихотворений «Памяти моих земляков», размещённый Росковым в Интернете, был проиллюстрирован фотографией сельского кладбища, заросшего, полузаброшенного. А в самих стихах поэт рассказывал, какими они были, его земляки, лежащие здесь, чем примечательны, называл их поимённо, увековечивал, можно сказать. Кладбищенская лирика – довольно распространённое явление в русской поэзии, но у Роскова таких стихов больше, чем у кого бы то ни было.

Он фактически пропел реквием по русской деревне, хотя писал и «городские», и отвлечённо-философские, и шуточные стихи. Однако главной темой для него всегда оставалась малая родина, окончательный возврат на которую был уже невозможен:

А я в деревне дома не построил,

хотя и жил там тридцать с лишним лет

и все её традиции-устои

впитал в себя. Но мне возврата нет

на родину – туда… Ну если кроме

проездом без заезда – только так…

Строки эти по мироощущению схожи с известными стихами Николая Дмитриева, в которых лирический герой боится приезжать в родную деревню, так как всякий раз его ждут там печальные новости: то лес вырубят, то речка пересохнет, то близкие люди изменятся до неузнаваемости. Но всё-таки Росков ехал:

Надоел мне город-глыба

и бетонная тоска.

Я в свою деревню прибыл,

на недолго, в отпуска.

Почти полвека назад Николай Рубцов написал:

Ах, город село таранит!

Ах, что-то пойдёт на слом!

Меня всё терзают грани

Меж городом и селом…

Вот и Роскова эти грани постоянно терзали. Только село давно уже «протаранено» и пущено на слом. Тут плачь не плачь, а изменить ничего нельзя, и Росков это прекрасно понимал:

…Если говорить всерьёз –

Родину мою оплакать

никаких не хватит слёз.

Может быть, поэтому и нет в его стихах патетики и чрезмерного надрыва, которые так свойственны творчеству определённой части патриотически настроенных авторов. У него всё проще, приземлённее и оттого – страшнее. Он сам прошёл трудный путь, переборов «зелёного змия» и побывав в своё время в психушке. Но выстоял, чтобы жить и писать. И он имел полное право сказать:

Душа народа поэтична –

не поэтичен сам народ.

Александр Росков был также прозаиком и журналистом, он написал довольно много – гораздо больше, чем успел опубликовать при жизни на бумаге. Но в первую очередь – это поэт. Его творчество ещё будет предметом изучения и споров. И искренне хочется верить, что итоговая книга стихов, куда войдёт всё лучшее из написанного им, будет издана приличным тиражом и попадёт на прилавки книжных магазинов. Может быть, эта книга не только обрадует любителей поэзии, но ещё и вновь обратит наше внимание на то, в каком положении находится русская деревня, что от неё осталось. А ведь мы очень редко думаем о провинции. Или не думаем вовсе.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Живущий за двоих

Библиосфера

Живущий за двоих

СУДЬБА

Сына полка благословил в литературу Константин Симонов

«Обстрел продолжался несколько минут. И вдруг, когда мы снова хотели подняться, справа от меня что-то грохнуло оглушительно, и последнее, что я увидел, был столб огня. Потом ничего не стало – ни звуков, ни света…»

Тот, кто прочитал эти строки, наверняка подумал: рассказывает бывалый солдат Великой Отечественной войны. Но это совсем не так.

Летом 1943 года Станиславу Повному было всего восемь лет. Во время бомбёжки эшелона он и старший брат Олег отстали от семьи и прибились к артиллерийскому полку, прошли с ним дорогами войны от Сталинграда до Будапешта. На подступах к этому городу и попали под миномётный обстрел. Брат погиб, а Стасик был тяжело ранен. Но главная трагедия – мальчишка навсегда потерял зрение. Произошло это в декабре 1944 года.

На том активная жизненная биография юного солдата могла и закончиться, как это случается со многими незрячими людьми. Но у Станислава произошло иначе.

Тринадцать дней он пролежал в беспамятстве. Долго лечился в военном госпитале, откуда его забрал командир полка Н.В. Немченко. Уже после Победы комполка разыскал мать Станислава и передал ей сына, сказав: «Простите, что не уберегли…»

Потом мальчишка учился в спецшколах в Днепропетровске и Костроме, но с восьмого класса перешёл в обычную школу, которую окончил в 1956 году с золотой медалью. (Только подумайте: незрячий – с золотой медалью!) Далее была учёба на историческом факультете Ужгородского госуниверситета, во время которой Станислав познакомился со своей будущей женой Светланой. В 1961 году молодая семья приехала по распределению в небольшой амурский город Шимановск, потом перебралась в Благовещенск. Более тридцати лет Станислав Повный преподавал в школах и техникуме, был журналистом.

У человека, живущего в темноте, желание самовыразиться порой сильнее, чем у зрячего. А если ты молод, полон сил, если мечтаешь, строишь планы на будущее и не желаешь признать свою судьбу несправедливой, – тем более. Станислав стал сочинять стихи, когда учился в школе и университете, и однажды попал на семинар-совещание молодых литераторов, одним из руководителей которого был писатель-фронтовик Константин Симонов. Тот, можно сказать, благословил бывшего сына полка на творчество: по его рекомендации подборка стихотворений молодого поэта была напечатана в газете. В 1957 году Станислав в составе украинской делегации приехал в Москву на VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. Была новая встреча с Константином Михайловичем, они даже вместе выступали.