Литературная Газета 6311 (№ 06 2011) - [27]

Для двадцати одного летнего написано очень сильно!! Еще не совсем Пушкин, но приближается... -- -- Алексей буряк. Днепропетровск [email protected]

«И всюду страсти роковые»

Литература

«И всюду страсти роковые»

ОБЪЕКТИВ

Размышления об уникальной антологии тиражом… 50 экземпляров

Как бы мы ни относились к Дню святого Валентина, невозможно отрицать, что это один из немногих праздников, который прижился в новой России и постепенно становится всенародным наряду с 8 июля – Днём Петра и Февронии. Удивляться нечему: любовью жив человек, и именно любви ему всегда остро не хватает. Зато страстей в избытке.

Елена ПЕЧЕРСКАЯ – поэт, переводчик, литературовед и журналист. Окончила Литературный институт имени Горького (семинар Евгения Винокурова). Автор трёх поэтических сборников. Профессионально занималась переводом поэзии Востока, а также британских, американских, литовских авторов. В «ЛГ» публикуется впервые.

Свойства страсти . Русские поэты XX века / Сост. Сергей Кузнечихин. – Красноярск, 2010. – 140 с.

Передо мною лежит распахнутая на предпоследней странице уникальная антология поэзии «Свойства страсти». На первый взгляд слово «уникальная» может вызвать у кого-то несогласие и желание поспорить. Мало ли издавалось и издаётся сборников любовной лирики, в том числе и антологических? Однако не слишком объёмная книга действительно «томов премногих тяжелей». Ведь задача, которую ставил перед собою автор-составитель, значительно сложнее и жёстче, чем при вполне традиционном отборе удачных стихотворений о любви. Речь идёт о художественном исследовании «основного инстинкта», «науки страсти нежной», которая сплошь и рядом сродни науке побеждать. Я думаю, каждый согласится, что понятия любви и страсти не вполне равнозначны. Разумеется, любовь земная немыслима без плотского желания, но страсть – лишь один из её ликов, причём далеко не самый светлый. Недаром богатое оттенками смысла и звука старинное русское слово «страстотерпец» означает прежде всего «страдалец», «страждущий», а применительно к страсти нежной можно добавить также «алчущий» или «жаждущий». Любовь способна быть высокой, светлой, понимающей и всепрощающей, а страсть – слепой, жестокой, разрушительной и сокрушающей. Ведь по своей природе она сродни стихии и подкупает нас силой и неистовством, пускай порой и гибельным. Как пишет один из авторов антологии Александр Тиняков (известный на «бледной заре» ХХ века певец человечьего дна), человек, охваченный страстным порывом, готов

… и гордость, и совесть, и ум потерять

и чёрный подол целовать, целовать…

Одним словом, страсти до любви надо дорасти, на что у неё далеко не всегда хватает терпения, времени и желания.

«Пальто с гвоздя снимает человек…»

ХХ век с его немыслимыми скоростями, обманчивым ощущением безграничной свободы, «охотой к перемене мест» лишил отношения двоих привычного в прошлые столетья романтического флёра. Проклятая привычка «начинать наугад, с конца», которую впервые отметила Цветаева, превратилась в норму. Иными словами, страсть в большинстве случаев лишилась возможности перерасти в любовь. Как результат длиннейшие донжуанские списки не только мужчин, но и женщин стали больше походить на мартиролог, чем на перечень триумфов. Тогда и родились недоумённые и горькие вопросы, вынесенные составителем на обложку антологии: «Разве это мы звали любовью?» Или: «Как нам быть при этом с любовью?»

Выбор за вами. Если отношения развиваются на скорости курьерского поезда, как в стихотворении Глеба Горбовского, отнюдь не исключено, что в конце их героиня только вздохнёт, как его однофамилица Екатерина Горбовская: «Как жаль, что я с тобой спала!» Однако возможен и другой финал, вполне на уровне легендарных «С любимыми не расставайтесь!», как в стихотворении Марины Саввиных: «Пальто с гвоздя снимает человек и молча покидает человека». И такая бездна безутешного горя, отчаяния и грядущего одиночества открывается за этими скупыми словами, что дух захватывает и сердце щемит. А время беспристрастно взирает и на тот, и на другой исход:

Зверовек прикроет лицо руками,

виноград и хлеб превратятся в камни,

и тогда покинутая блудница

обернётся, встанет с колен, приснится

часовому, скажет: «Укрой шинелью!»,

просвистит, вернётся в ночи метелью…

Любовь на полу трамвая?

Если век девятнадцатый – железный, согласно классическому определению Блока, то век двадцатый – кровавый. Столько было придумано изощрённых и эффективных способов истребления человека и человечности, просто уму непостижимо, но даже в самых страшных и гибельных условиях страсть вспыхивала и расцветала запретным цветком. Об этом красноречиво повествуют процитированные выше строки Бориса Викторова, а также Анны Барковой, Вениамина Блаженных, Юза Алешковского и целого ряда других поэтов. Однако жестокой страсть бывает не только за решёткой, на лагерных нарах и в прочих экстремальных условиях. Зловещие всполохи кровавых пожарищ века навсегда легли на лица его детей, сообщив отношениям двоих небывалую жёсткость и надрыв.

Многие стихи, включённые в антологию, подтверждают: природа страсти нередко заставляет и женщин, и мужчин идти навстречу боли вопреки здравому рассудку. «Не мои ли страсти поднимают бурю? С бурями бороться не в моей ли власти?» – риторически вопрошал Яков Полонский ещё в ХIХ веке. Впрочем, благоразумие и страсть, иными словами, одержимость – две вещи несовмест­ные, по крайней мере синхронно. И люди спешат «навстречу обиде и беде», признаются: «Я хочу эту женщину, словно смерти, хочу!» (Николай Игнатенко) или «Твоя любовь пребудет во мне, вонзённая по рукоять» (Вероника Шелленберг). Так рождается трагедия.