Литературная Газета 6302 (№ 47 2010) - [48]

Интерес к советскому искусству начала неслучаен для интеллектуалов Италии. Как и близость к нам немецкого духа того же времени. Достаточно упомянуть такие прочные эстетические и смысловые связки, как Томмазо Маринетти – Владимир Маяковский, Лени Рифеншталь – Александр Родченко. Да, война развела нас. Маринетти воевал на Восточном фронте (т.е. в СССР), Рифеншталь снимала гениальные агитполотна, опосредованно вдохновившие на бой против нас не одного немецкого солдата, но понятие о красоте в 20-е гг. ХХ века были общими у трёх стран «футуристических революций». Общим был и консервативный разворот Муссолини, Гитлера и Сталина. Такова логика истории. Такова структура священного пространства.

Но пока… Готфрид Бен пишет стихи, Лени Рифеншталь занимается танцем, Филиппо Томмазо Маринетти конструирует манифесты!

Николетта Мислер берёт в качестве предмета исследования отношение к телу в едва рождённой Советской России. Материалом для неё служат довольно скудные фотоархивы тех лет. Довольно редко воспроизводимые снимки, рисунки, скульптуры. Конечно, в этом собрании нет, пожалуй, ничего нового для того, кто специально занимался историей существовавшей некогда Хореологической лаборатории и студий, по-разному связанных с нею. Однако читателю «дюжинному» почти всё, о чём рассказывает дама-профессор из Неаполя, будет в новинку. Даже имена (за исключением Голейзовского) не очень-то на слуху. Между тем, уверен, альбом очарует многих. Даже тех, кто к так называемому современному танцу относится равнодушно, если не сказать жёстче. Как я, например.

Спасает то, что передо мною – книга учёного.

За множеством обнажённых и не совсем женских тел, за некоторым количеством изображений тел с мужской анатомией, за диаграммами и схемами стоят идеи, их инициировавшие. Вот об этих идеях – слова (часто неоправданно скупые) Николетты Мислер. И их следует читать внимательно, ибо слов-то, я повторяю, до обидного мало.

Исследовательница русского танцевального авангарда начала ХХ века ненавязчиво даёт понять, что поиск новых форм движения был требованием времени. Нет, не повсеместным – он осуществлялся только там, где бурлил хаос, выделяя из себя новые формы космоса. В России, в Германии, в Италии.

Танец, являясь священнодействием по своей природе, был обязан отразить новую сакральность и честно пытался сделать это.

Какова же была «святость» переломного момента, кто был «культурным героем» футуриста? «Лаборж» Карела Чапека, переименованный им позднее в хорошо известного «робота», механизм в самом широком смысле. Господствующим мировоззрением был позитивизм, причудливо преломляющийся на декадентских гранях техно-мистицизма, поэтому-то в танцевальном эксперименте того периода можно найти огромное число математиков и физиков, экономистов и композиторов. То есть тех, кто имеет дело с формальными методами исследования. Кто «режет» (анализ) по заранее созданным лекалам, кто «шьёт» (синтез) по предписанным теорией моделям.

Новым богом стала машина. Механистические жесты осмыслялись и описывались. Трудовые движения оптимизировались. Наивно думать, что лишь для того, чтобы повысить производительность труда. Нет! Человек должен был соответствовать Машине, священной, разумной. Это была не просто эстетика, это была новая антропология. Но она осуществлялась в преобразованиях революции. Поэтому священные токи «безвременья», соответствующего хаосу, тоже нашли отражение в упражнениях «учителей ритмики».

Вакханкой пронеслась по Европе Изадора Дункан. Вслед за нею в исступлённом дионисическом танце ещё больше обнажились сонмы и сонмы менад. Тело стало инструментом преобразования обыденности, объектом трансформаций и трансмутаций деятельного духа, субъектом, утверждающим сей «дивный новый мир», фундирующим законы мироздания своими собственными законами изменения и развития. Воистину для деятелей ритмопластики «вначале было тело»!

Недостаток у исследования ровно один: противопоставление «пытливой» культуры начала «застойной» основательности времени Сталина. Промах для учёного вряд ли простительный: святыня не создаётся механистически, но без священного жизнь пуста. Поэтому и победил классический балет в Стране Советов – он стал объектом символического захвата, трофеем в войне священных смыслов и знаков. Поэтому и помним мы больше других ориентированного на Большой театр, на его оценку Касьяна Голейзовского.

Евгений МАЛИКОВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Вкус французского-2

Путешествие во времени

Вкус французского-2

ОДНАЖДЫ С АЛИСОЙ ДАНШОХ

Вернуться в Париж

Однажды на большой перемене, когда всё школьное население приступом берёт буфет, я, осчастливленная стаканом горячего чая и булочкой, пробиралась сквозь толпу страждущих к заветному столику с табличкой «Для преподавателей». Вдруг ко мне подходит секретарь партбюро и спрашивает: «Хочешь поехать в Париж?» Я хотела, и ещё как. А кто не хотел в глубоких соцвременах побывать в Париже? Я хотела так сильно, что даже не сразу почувствовала, как жидкость бурого цвета жгуче льётся из стакана на мою правую ногу. Почти сразу я поняла, как мне повезло. Во-первых, потому что так считала партийная дама, а во-вторых, моя кандидатура единственная отвечала всем требованиям райкомовской разнарядки: комсомолка с обязательным знанием французского языка, морально устойчивая, скромная в быту, с большой общественной нагрузкой. Поездка в Париж была не просто увеселительным ознакомлением со всемирно известными достопримечательностями, это был трёхнедельный научный туризм ценою в мою трёхмесячную зарплату с ежедневным посещением занятий в «Обществе распространения французского языка» – Alliance française. За пять месяцев до отъезда началось оформление: справка из поликлиники о состоянии здоровья уверяла, что у меня нет ни психических, ни венерических заболеваний; 5-е отделение милиции гор. Москвы уведомляло всех, кому это было важно, что я не состою ни на каком учёте, а ЖЭК подтверждал наличие жилплощади по указанному в паспорте адресу. Место работы так же приняло горячее участие в процессе оформления. Его комсомольско-партийный актив задал мне важные вопросы, ещё раз внимательно на меня посмотрел и, доверив честь представлять Родину за рубежом, выдал соответствующую характеристику с печатью. Затем настала очередь райкома убедиться в правильности выбора нижестоящей организации, что он и сделал, вызвав меня на свою выездную комиссию. На сей раз мне предстояло пройти сквозь строй взглядов и вопросов истинных партийцев на пенсии, жаждущих активных действий. На всякий случай я надела юбку подлиннее, «забыла» подкраситься и, подкованная недельными передовицами центральных газет, явилась на допрос комсомолки старшими товарищами. Всё обошлось. Суровые пенсионеры отнеслись ко мне благосклонно, узнав, что в качестве слушателя университета марксизма-ленинизма я делюсь политинформацией с коллективом универмага «Москва», позади которого располагалось место моей трудовой деятельности.