Литературная Газета 6281 (№ 26 2010) - [26]

Шагну под пасмурное небо

С посеребрённой головою.

А дождь по-прежнему упрямо

Стучится в сны, как будто в стёкла.

Опять приходит осень, мама,

И ты, наверное, промокла.

Опять в души пустынном храме

Шепчу слова про встречу нашу.

А жизнь толкается локтями

И не берёт стихи в продажу.

И убывает царство света,

Теснимо долгими ночами.

И поминает осень – лето

Деревьев жёлтыми свечами.

Гонимый шалыми снегами

По ледяному первопутку,

Так захочу прижаться к маме,

Увидеть маму на минутку.

Но ждать придётся до апреля,

Когда вернутся птичьи стаи

Из поднебесной колыбели,

Где нас любить не перестали!

ДВАДЦАТЫЙ…                                                                                                                           

Снег скрипит! Скрипит январский

снег.

Пёрышко скребётся по бумаге.

Словно вновь пришёл двадцатый век,

Очередь заняв в универмаге.

Фантики, хлопушки, пастила,

Синий шевиот официоза…

Ёлка настоящею была –

Со смолой, застывшей от мороза.

Дворник гордо нёс свою метлу,

Деревенский дворник – дядя Федя.

Тёплый хлеб давали ко столу,

И компоты – школьникам в буфете.

И трещали доски у бортов:

Шло с Канадой вечное сраженье.

И в хоккейной шапочке – Бобров

Поражал игрой воображенье…

Милый, неуклюжий и больной,

С коммунальной толчеёй

в квартире,

Где ты мой двадцатый – золотой,

С орденом Победы на мундире?!

Где ты, чёрно-белое кино?

«Огоньков» эфирная программа.

Голуби, соседи, домино

И такая ласковая мама,

Что теперь глядит издалека,

В деревянной рамочки квадрате…

Век двадцатый – это на века!

На другие – времени не хватит!

ВОИНАМ РОССИИ

Вдоль речки дымится порез

Не сомкнутых льдов по стремнине.

Никак не кончается лес

На русской бескрайней равнине.

В галопе крещенской пурги,

Под платом рождественской ночи,

Таятся в чащобах враги,

Мерцают разбойные очи.

Каким мне ключом запереть

Границу от края до края?

Россия – вселенская твердь,

Отнюдь не преддверие рая.

Какой заповедной строкой

Пришедшей на память молитвы

Хоть на год продлить твой покой,

Чтоб силы достало для битвы?!

Но нет, не расходится мгла,

И рваные тучи теснятся.

На струганых досках стола

Харлуг и прадедовы святцы.

Застыли в углу образа

Небесным, летучим отрядом,

И сын поднимает глаза

И смотрит внимательным взглядом.

И дланью обнял рукоять,

Расслышав отцовское слово:

«Рождённым в России – опять

Средь поля стоять Куликова!

И падать от стрел и от смут

За правду средь бранного дыма…

А павшие – утром придут,

Ведь мёртвые сраму не имут!

Лишь просят включить в литию

Забытого воина имя.

И места всё меньше в строю

Осталось меж нами и ними!»

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,8 Проголосовало: 9 чел. 12345

Комментарии: 24.07.2010 22:38:06 - Александр Давыдович Левитин пишет:

Великолепно

Что характерно, мне кажется, у тебя всё на большой амплитуде. Не промежду прочим, а на форсаже чувств. Но не горланя, а вдумчиво.... Такой поэзией России можно гордиться.

В ожидании снов

Литература

В ожидании снов

ЛИТРЕЗЕРВ                                                                                                                                                                                      

Элина ЛЕОНОВА, 19 лет, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

СНЕГ

Он выпал в пять утра,

пока она спала,

и южные ветра

во сне её дышали

среди сосновых крон.

Сугробы-купола

сошлись со всех сторон

к незрячим окнам спален;

и неизвестно кто

с улыбкой октября

смотрел на мир и то,

что за его пределом,

на сон в её окне,

как будто говоря:

«Её расстроит снег,

но что я мог поделать».

КАРАВАН

Ведь и я над тугим барабаном

ни черта не смогу сколдовать.

Торопливо суёт по карманам,

предлагает питьё и кровать,

притворяется доброй пустыня,

и в цветастом кармане шатра

я сижу, как сидела поныне,

в ожидании снов до утра.

Чтоб уснуть и увидеть прекрасней

и яснее картины любой:

ты всё так же мерцаешь и гаснешь,

я всё так же плетусь за тобой

одногорбым своим караваном,

с побледневшим песком в волосах,

видя свет беспокойным и рваным,

отражённым в верблюжьих глазах.

***

И не случись иначе.

Вот мы идём, смеясь, –

темноволосый мальчик

и я.

Улица, дом знаком мне

или другой пустяк,

я ничего не вспомню

несколько лет спустя:

трогательных глаголов,

кратких «лови», «зови»,

полного счастья, полу –

вымышленной любви,

лишь через гром трамваев

будет звучать, маня, –

будто кто напевает:

«Не забывай меня».

***

От стены стеклянного барака,

дома для тропической листвы,

смотрит удивлённая собака,

не подняв усталой головы.

Вот сейчас, таинственно и строго

морду золотую облизнув,

выдохнет песчаную дорогу,

облака слепую белизну,

и пойду из сумерек железных,

из сухих древесных потрохов,

унося под мышкой бесполезный

томик безболезненных стихов.

После наугад моя простуда,

книгу эту разогрев до дна,

столбик ртутный вытолкнет оттуда:

тридцать восемь строчек и одна.

ЛОДКА

Ещё причал держал меня одну,

как Моисей заветные скрижали;

но водопад кипел, и мы лежали,

густой водой прижатые ко дну.

Ещё по склону горному стада,

как будто облака, перемещались;

но мы уже сквозь ткань воды прощались;

и нас прощала эта же вода.

Стреноженный бесповоротным сном,