Литературная Газета 6277 (№ 22 2010) - [18]

Гений – талантливый поэт, который в наивысшей степени интересен обществу. Не-гений – талантливый поэт, который обществу неинтересен.

Социокультурное поле во все времена (и в наше время тоже) полно «чудесных зёрен», «живых точек роста». Если государство и (или) общество их стимулируют, на этом поле вырастает богатый урожай. Если не стимулируют, «зёрна» сгнивают, так и не давая всходов. В советское время государство и общество стимулировали поэтические «точки роста» (отчасти совместно общие, отчасти – в пику друг другу – разные). Ныне «нет гениев» оттого, что ни государство, ни общество не заинтересованы в стимулировании «точек роста». А напрасно.

Я обещал тебе говорить только о поэзии, но не о политике. Сейчас придётся изменить этому обещанию…

…Наше государство добилось неплохих результатов на культурном фронте. Беда в том, что все эти результаты пребывают в пространстве «популярной культуры», то бишь «попсы». А у «попсы» есть один недостаток: она «галимая». «Попсу» все охотно потребляют, но воевать за неё никто не пойдёт. В дискурсе же «высокой культуры» (и, в частности, в дискурсе «высокой поэзии») наше государство абсолютно безоружно.

История повторяется. В начале ХХ века Российская империя была богатой и могущественной державой – с сильной экономикой, с армией и полицией, с мощной образовательной системой, с надёжной церковной опорой, с уже успевшей сформироваться «популярной культурой»; даже профессиональные массмедиа у власти имелись (достаточно назвать «Новое время»). Не было у неё лишь одного – каких-либо рычагов и инструментов в сфере «высокой культуры». Все хорошие поэты (исключая только, может быть, Бориса Садовского) были «против царя»; когда же они временно шли «за царя» (как в самом начале Первой мировой), то моментально превращались в «попсовиков». Вспомни, какую чудовищную ура-патриотическую лажу стал гнать в 1915 году изысканнейший Фёдор Сологуб, и это неслучайно: у тогдашнего патриотизма не было никакого другого языка, помимо казённо-попсового. И что же? Режим Романовых обрушился в три дня.

Сейчас у нас есть парадигма «высокой поэзии», выстроенная на «толстожурнальной» структуре. И она заражена компрадорщиной в такой степени, что страшно подумать (вспоминаю, какие антироссийские художества выделывали наши присяжные пиитические мэтры во время «осетинской кампании августа 2008 года»).

Я сейчас говорю отнюдь не о «запретах и репрессиях». Как известно, карандашную линию можно сделать короче, не стирая её, а всего лишь нарисовав рядом другую, более длинную. Если имеет место быть «высокая поэзия», настроенная в общей массе антигосударственно, значит, власть должна сформировать себе вторую, параллельную «высокую поэзию», настроенную к ней хотя бы нейтрально.

Это необходимо ещё и потому, что старенькая «толстожурнальная» система уже не справляется со своими обязанностями. «Вертикальная мобильность» в нынешней литературной ситуации крайне низка. Несколько поколений российских поэтов оказались выброшены на свалку забвения. Мне негде рассказать о моих трагически погибших (убитых) друзьях и знакомых, о поэтах моего поколения – о краснодарце Максиме Максименко или о Максиме Медведеве, майкопчанине, переехавшем в Хабаровск. Ни в «Новом литературном обозрении», ни в «Арионе», ни в «Воздухе» мне сделать это не дадут. Стало быть, нужно, чтобы где-то я бы смог отдать дань их памяти. Пусть же это «где-то» мне обеспечит государство.

Предвижу возражение: но ведь уже были неоднократные поэтпроекты, исходившие от разных структур государства и закончившиеся полным фиаско.

Отвечу: они и не могли завершиться иначе, поскольку все были отданы на откуп чиновникам (федерального или местного уровня).

Нет, не то чтобы я был категорически настроен против чиновничества как класса. Дело в другом. В первом письме я сказал о том, что современная поэзия, увы, превратилась в самозамкнутую субкультуру. Подавляющее большинство людей пребывает вне данной субкультуры, оно не разбирается в нынешней поэзии. Чиновники – из того самого большинства. Чиновники не просекают фишку – в такой же мере, в какой фишку не просекают все остальные непосвящённые (дворники, слесари, милиционеры, продавщицы и т.д.). Дай волю министру, мэру, префекту или супрефекту, сделай его председателем жюри поэтического конкурса – и все преференции достанутся… В лучшем случае самому понятному тексту, то есть «попсе» или «полупопсе», какому-нибудь «русскому шансону». В худшем случае родственникам и приятелям «нужных людей» (то есть почти стопроцентно – махровой графомании).

Стало быть, нельзя не обойтись без одной важнейшей социокультурной фигуры. Назову её «эксперт».

Эксперт – это человек, который, во-первых, лоялен к нашему государству. А во-вторых, который разбирается в современной поэзии и способен отличить Айзенберга от Вексельберга. Я прямо сейчас, с ходу могу назвать тебе несколько десятков подходящих кандидатур в эксперты (воздержусь от этого только потому, что у этих людей – сложные отношения друг с другом, и, обнаружив свои имена в моём списке, они сообща обидятся на меня).