Литературная Газета 6241 (№ 37 2009) - [25]
Синие кентавры
Светлана Лаврова. Царство Флоры. Цветы и деревья в легендах и мифах. - М.: Белый город, 2009.
Познавательная книга для читателей любого возраста - начиная со школьного. Ботаническая мифология, или мифологическая ботаника, начинается рассказом о чудесных деревьях, которым посвящены легенды разных народов: Цзянь - у китайцев, Иггдрасиль - у скандинавов, Капок - у индейцев майя, Хулуппу - у шумеров. Все они, согласно поверьям, скрепляли своими корнями основание мира и обеспечивали ему устойчивое равновесие. Русские почитали дуб, древние римляне - фиговое дерево. И конечно, все народы с почтением относились к неказистым на вид злакам, будь то рис или рожь: ведь они давали пищу и "были не просто продуктами питания, но некой священной субстанцией, символом плодородия вообще". Читатель, возможно с удивлением, узнает, что в средневековой Японии крестьяне были вторым по значимости сословием: "Тех, кто работает на земле, уважали гораздо больше торговцев, моряков, ремесленников и всех прочих, кроме аристократии". А цветок репейника попал в шотландский герб не просто потому, что понравился, но за боевые заслуги. Враги вознамерились застать северных горцев врасплох и стали босиком, чтобы тише подкрадываться в ночи к их лагерю - и тут кому-то из супостатов не повезло наступить на репейник. Вопль разбудил шотландцев, и те, перебив недругов, поместили на своём гербе изображение благословенной колючки. А "синий кентавр" - самое что ни на есть научное название василька: составляя свою классификацию, ботаник Линней вспомнил легенду о мудром Хироне Подобными историями книга просто переполнена, на один знакомый многим миф приходится десяток малоизвестных и потому особо интересных.
Помнящие родство
Дмитрий Барсков. Наша фамилия (История рода Барсковых с XVI века). - Владимир: Калейдоскоп, 2009. - 528 с. [88 л. ил.]
Российская генеалогия с момента своего возникновения развивалась как дисциплина, изучающая весьма узкий слой правящего сословия государства Российского - дворянство. И в первую очередь - царствующую фамилию с её многочисленными ветвями. К тому же по отношению к ним сохранились солидные архивы и литературные памятники. Поэтому у человека, не числящего в своих предках дворян, может сложиться впечатление, что свою рабоче-крестьянскую родню он просчитает максимум до прадедушки. Но вот на страницах настоящей книги представлена наглядная демонстрация родословия крестьянского (!) рода Барсковых. В результате кропотливой работы их генеалогическое дерево выросло до 16 поколений, среди которых автор книги занимает 13-ю строчку. И столь древним происхождением может похвастаться далеко не каждая дворянская фамилия. События четырёх столетий России тесно переплетаются с историей рода Барсковых. Здесь присутствуют лихолетья Смуты, становление вотчины Симонова монастыря, история возникновения уездного центра - Судогды, появление купечества в мещёрской глубинке, отзвуки Отечественной войны 1812 года. А также связи предков Барсковых с родителями А.С. Грибоедова и сотрудничество с А.П. Чеховым, организация и развитие Анопинского и Мишеронского стекольных заводов в Мещёрском крае Обращаясь к читателю и его личной генетической памяти, автор справедливо утверждает: "История усваивается значительно наглядней и основательней через родословную предков".
В среде правительства
А.В. Бельгард. Воспоминания. - М.: Новое литературное обозрение, 2009. - 688 с. - (Россия в мемуарах).
Сенатор Алексей Валерианович Бельгард (1861-1942) принадлежал к числу тех русских людей, которые преданно служили Российской империи и смотрели на свою деятельность и на государственные задачи с позиций, которые можно определить как "либеральный консерватизм". Правнук французского графа Карла Александра Бельгарда, переселившегося в Россию во времена царствования Екатерины II, Алексей окончил Императорское училище правоведения. Служил товарищем прокурора в Риге, присяжным поверенным. В 1893 году переехал в Москву и стал начальником канцелярии обер-полицмейстера. С 1902 по 1905 год был эстляндским губернатором. Воспоминания именно об этом периоде жизни составили первую часть тома настоящих воспоминаний. Глава эстляндского дворянства Э. Деллингсгаузен вспоминал о деятельности Бельгарда: "В национальном смысле он был настроен прорусски и считал, что провинции должны быть ассимилированы, тем не менее действовал он всё-таки открыто и всё тщательно взвешивал" Вторая часть "Воспоминаний" обращена к деятельности А.В. Бельгарда на посту начальника Главного управления по делам печати (1905-1912), где он "попал в водоворот бурных общественных течений, а с другой стороны, внутренних противоречий в среде правительства". Книга "Воспоминаний" - уникальная картина России ушедшей, но не переставшей быть нашей.
Неперевоспитанный
Владимир Соломонович Библер. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2009. - 375 с.: ил. - (Философия России второй половины ХХ века).
Философы тоже любят байки. Одна из них повествует о том, как в 50-х годах прошлого столетия китайские товарищи привезли на перевоспитание в Московский институт философии старичка-гегелианца, который соглашался быть перевоспитанным, но только при условии, что ему действительно объяснят, чем Маркс отличается от Гегеля. Поскольку гегелевский Дух есть дух производительный, то разговоры о решающей исторической роли производительных сил его не убеждали. Его обратили на путь истинный, указав, что, в то время как у Гегеля орудие есть прежде всего слово, то у Маркса оно есть вещь. В отличие от издалека привезённого гегелианца для философа, создателя философской концепции диалогической логики В.С. Библера (1918-2000) такой аргумент не был столь уж убедительным. Возможно, и потому тоже, что в отличие от Пекина в Москве эпоха перевоспитаний уже уходила в прошлое. Для Библера самым существенным и радикальным пониманием философии было её понимание именно как логики, как онтологики. Начавшийся 40 лет назад разговор на эту тему остаётся насущным сегодня как никогда. Вот почему составители этой книги решили не просто варьировать в материалах участников сборника темы Библера, но возобновить незаконченный или вовсе не состоявшийся диалог, и прежде всего продолжить серьёзный разговор о логике и бытии. Публикуемые воспоминания представляют нам ушедшего философа как человека, в котором мысль и личность были нераздельны.
