Литература мятежного века - [4]
Конечно, первые шаги советским писателям, как и их предшественникам, давались нелегко. К тому же речь шла об искусстве совершенно неизвестного ранее типа - народном искусстве, которое не всеми воспринималось и принималось сразу. Кроме того, в среде писателей не утихали различные разногласия, связанные с признанием народовластия. По словам А. М. Горького, многие молодые писатели того времени стремились виртуозничать и фокусничать словами раньше, чем поняли грандиозность исторических свершений. В этой связи представляет интерес запись из дневника Дм. Фурманова: "1. Глумление над прошлым. 2. Отрицание заслуг других школ и течений. 3. Расчет на монополию. 4. В расчете на вечность. 5. Заумничанье и жонглирование "мудрой" терминологией. 6. Бахвальство, игра в величие. 7. Однодневки. 8. Бесталантность задорных, заносчивых "пионеров". 9 Вычурность, оригинальничанье".
Как это похоже на сочиненья многих современных писак, пытающихся добиться ложного авторитета в обществе своим глумлением над прошлым и выпуском скверной литературы.
К счастью, порожденные революцией и одухотворенные динамикой утверждения народовластия нового общества, многие сочинители отказались от мелкой суеты авангардизма, пустословия и кривляния. Уже в первое десятилетие своего существования наша изящная словесность стала быстро распространяться за рубежом. Ее популярность значительно выросла после Второй мировой войны. В этом плане представляет интерес вышедшая в 1946 году в Париже книга Ивана Тхоржевского "От Горького до наших дней", которая начинается иронической нотой. Эмигранты думали, пишет он, будто вместе с собой унесли и всю русскую литературу, а на деле все произошло иначе - "ни Россия, ни русская литература не погибли в руках большевиков". Литература развивается под влиянием Максима Горького, "устремленного к новой России". На открытии Второго съезда писателей РСФСР (1965 г.) Михаил Шолохов скажет: "У нас есть чем гордиться, есть что противопоставить крикливому, но бесплодному абстракционизму. И хотя мы видим, как много еще предстоит нам сделать, чтобы оправдать доверие народа, хотя по большому счету мы еще недовольны своей работой, нам все же никогда не следует забывать, сколько внесено нашей литературой в духовную сокровищницу человечества, как велик и неоспорим ее авторитет во всем мире".
Следует отметить, что исследователь обозначил три этапа, обусловленных общественным развитием и уровнем национального самосознания. Первый из них - ранний послеоктябрьский, когда осуждение пролеткульта расчистило путь к многоликому классическому наследству. Второй этап, начиная с 1930-х годов, определил поворот к непреходящим духовным ценностям прошлых веков, созвучным идейным устремлениям общества. Третий этап, начиная с 40-х годов ХХ века, представлял собой более высокий уровень развития литературы.
Отказавшись от величайших достижений, определенные силы классической литературы этого третьего периода перетащили в XXI век низменную манеру издавать за деньги высших чинов, не имеющих ничего общего с подлинным художеством. Дальше - больше, в ход пошло все то, что способствовало опошлению образа положительно прекрасного человека и размывало такие понятия, как правда, идейность и классовость. "В конце концов, - замечает ученый, - литературная теория, подобно унтер-офицерской вдове, сама себя высекла". И никакие потуги махровых антисоветчиков и их поводырей, стремящихся оболгать и принизить роль нашей литературы и воспетых ею героев, не в силах заглушить колокол социалистической цивилизации". Именно в его звуках мы слышим раскаты бессмертных произведений Максима Горького, Михаила Шолохова, Владимира Маяковского, Александра Блока, Антона Макаренко, Леонида Леонова, Алексея Толстого, Петра Проскурина, Александра Твардовского, Дмитрия Фурманова, Николая Островского, Александра Фадеева, Александра Серафимовича, Всеволода Вишневского и многих других наших замечательных писателей.
Во второй главе книги раскрывается природа и характеры героев труда и войны. Свои рассуждения исследователь начинает со слов М. Горького на Первом съезде писателей: "Основным героем наших книг мы должны избрать труд". И далее он разъясняет четкую позицию пролетарского писателя, что труд надо понимать как творчество и как выражение человеческой сути. В этой связи вспоминаются уже забываемые и, наверное, непрочитанные молодежью сочинения участников трудовых свершений и Великой отечественной войны. Наиболее примечательной из этих книг была повесть "Горизонты" (1971 г.) Ольги Власенко, в которой описывается напряженный труд металлургов, инженеров и молодых рабочих завода. И не просто труд, а судьбы каждого человека, включая повествователя, в общей борьбе за подъем экономики страны и укрепление ее обороноспособности. Люди воевали и думали о мирных днях, о радостной жизни. "И не только думали, но строили дома для тех, кто после войны начнет новую жизнь. Эти люди, по горло занятые неотложным военным делом, урывая час-другой, пилили лес, корчевали деревья и рубили дома, в которые была вложена неугасимая вера строителей в силу народа. И какую же великую любовь к жизни надо иметь, каким щедрым сердцем надо обладать, чтобы совершать такое!"... В повести Виктора Тельпугова "Все по местам" также показан трудовой подвиг народа в тяжелейших условиях лихолетья, когда надо было срочно передислоцировать завод и в короткий срок в холоде и голоде запустить производство. В тяжелейших условиях люди действовали решительно, самоотверженно и расчетливо. Произведение Тельпугова тоже автобиографично, так как он, подобно своему герою, работал на таком заводе, куда был направлен после фронтового ранения... Надо сказать, интерес к социально-нравственным проблемам трудовых коллективов был в центре внимания и других писателей послевоенной поры. Не выпала из поля зрения исследователя и деревенская тема. Он считает, что в 50-60-е годы писатели стали более исторично смотреть на деревню и ее перспективы. В качестве примеров приводится повесть Алексея Зверева "Лыковцы и лыковские гости" (1985 г.) и сочинение алтайского писателя Евгения Гущина "Бабье поле". В первой из них автор поведал о людях с разной совестью, о варварском отношении к природе, приводящим к обеднению человеческого в человеке. В "Бабьем поле" воспевается женщина-труженица, которая и сейчас является главной фигурой сельскохозяйственного производства. Евгений Гущин изобразил сельскую жизнь без прикрас, но каждый образ у него - это живое запоминающееся лицо и своя судьба, свои переживания и свои думы, о которых увлекательно поведал писатель. И вместе с ним мы окунемся в мир, в котором проходит повседневная жизнь русской крестьянки. Одобрительно отнесясь к таким житейским темам, художественно отображенным в произведениях мастеров слова, наш "Железный Федь" занимает непримиримую позицию по отношению к тем, кто исподволь начал "поправлять" Шолохова, предавая анафеме коллективизацию и организаторов колхозов, стеная о единственном, на их взгляд, хозяине - середняке. Острой критике в связи с этим подвергнут роман Можаева "Мужики и бабы", в коем он изложил свое узкое видение русской деревни 30-х годов. По мнению критика, романист слишком тенденциозно и со скудным теоретическим и слабым художественным потенциалом подошел к разрешению поднятой темы... Не имея возможности входить здесь в подробности, укажем только, что радужные надежды на всемогущество российского фермера, так и не оправдались. Село за последнее десятилетие потеряло более половины скота и едва восстановило хлебное производство, да и то с помощью пока еще действующих коллективных хозяйств. В результате более половины мяса для кормления собственного народа завозится ныне из-за рубежа. Сами крестьяне быстрее всех усвоили, что им надо держаться вместе, возрождать машинно-тракторные станции и сооружать цеха по переработке выращенного урожая, чтобы не попасть в кабальную зависимость от тех, кто уже протянул жадные руки к крестьянской земле, стремится купить ее за копейки.
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.