Литература мятежного века - [32]

Труден путь самопознания. Виктор Пронин внимательно прослеживает нравственное и психологическое состояние героев, течение их мыслей. И чем ярче вырисовываются характеры, тем отчетливее раскрывается мир, который их окружает и в котором выявляется их подлинность и индивидуальная неповторимость. В конце романа Николай Панюшкин размышляет: "Наступит однажды тихий вечер, и ты, глядя в темное окно, слушая шелест листьев под дождем, дальний грохот подмосковной электрички, поймешь вдруг, что все твои неудачи, успехи и поражения, вся каждодневная нервотрепка, усталость, пустые надежды - все это и есть твоя единственно возможная жизнь".

***

Ныне большую роль в жизни людей призвана играть научно-технический прогресс, как одна из характерных особенностей времени. Как бы то ни было, отношения между наукой и искусством, искусством и техникой весьма сложны, хотя неправомерно их противопоставлять друг другу. Спор между "физиками" и "лириками", вспыхнувший в свое время на страницах различных изданий, в известной мере характеризовал духовные искания современников. Справедливо подчеркивалось, что ни наука, ни техника не могут быть предметом искусства, но могут стать какой-то составной частью, элементом изображения человека. Нужно показать и его труд, и образ мышления, и душевное состояние. Только в таком синтезе рождается литературный герой. "Совесть, совесть и совесть вот это не должно исчезнуть!" - призывал Василий Шукшин. Из чародея художник не должен превращаться в технократа.

В калейдоскопе суждений о соотношении искусства и науки все громче звучит утверждение, согласно которому современные достижения науки и техники ведут к утрате внутреннего мира личности, к "деперсонализации" и в конечном счете превращению человеческого существа в своеобразного робота, что противоречит гуманистической природе искусства. Иные делают упор исключительно на ускорении развития современного мира, в котором-де все изменяется с невероятной быстротой, и он становится относительным, неопределенным и вырабатывает новые формы связей, выходящих за пределы логики. Отсюда, как это видим в "новом романе" писателей Запада, описание городов без наименования, в которых люди без имен ходят по улицам без названий и совершают не имеющие имени поступки и в неназванных ситуациях; отрицание времени, пространства, истории, полный отказ от человеческих связей, уничтожение эпического строя повествования и переход к эксцентричности, к патологии, к средней обезличенности, как единственно достойному материалу литературы... Далеки от истины так же и те, кто выдвигает утверждение, будто ХХ век ни в коей мере не является сложным и что он стал гораздо более схематичным, элементарным, нежели прошлый. Поэтому он и утратил чувство человеческой цельности, которым обладали многие персонажи ХIХ века. Это две крайности, обедняющие и выпрямляющие процесс общественного развития, искажающие состояние мира в его историческом развитии на данном этапе.

Искусство - это интуиция, а не расчет, стремление к познанию, а не погоня за прибылью и приобретением вещей, что порождает бездуховность. А ведь свыше ста лет назад Эмерсон говорил: "Вещи вскочили в седло и погоняют человечеством". Духовная жизнь анахронизм? Именно в кажущемся анахронизме художник оказывается наиболее революционным и дальновидным. В то время как наука и техника ведут ко всё большему отчуждению человека, искусство обладает способностью выводить его из этого отчуждения. Искусство - это та духовная сила, которая еще продолжает жить в современном человеке. Попытка связать его с наукой и техникой зачастую исходит от технократов. Сегодня наука и техника являются серьезным конкурентом искусства, отсюда и искушение для некоторых художников соединить искусство с наукой, подобно тому, как некогда пытались его соединить с магией.

Неправомерность противопоставления науки и искусства очевидна. Общение с искусством возвышает человека, дарит радость восторга, что во многом объясняется его эмоциональной заразительностью. Ведь даже когда искусство говорит на языке архитектуры и скульптуры, оно стремится к выражению духовно-эмоционального начала. Отсюда чувство причастности к изображаемому, сопереживание, перевоплощение как одна из отличительных особенностей художества, его поистине волшебная сила, - одновременно это и рубеж, отделяющий искусство от других сфер человеческой деятельности, в частности научной. Но и наука и искусство - свидетельство неистребимого творческого начала в человеке. И если наука углубляет наше мировоззрение, раздвигает горизонты предметного мира, то искусство, укрепляя дух, воспитывает чувство, обогащает эмоции, расширяет мир духовный, питает нашу гуманистическую сущность. Вместе же взятые они составляют тот идеал, который увлекает человека, возвышая его.

Сущность человека раскрывается в социально-нравственном поступке, в конкретном деле, которые и определяют его жизненную позицию. Именно в условиях научно-технических достижений становится все более насущной проблема понимания и глубокого усвоения гуманистических ценностей бытия, непосредственно связанных с человеческой природой. В связи с этим перед писателями не могли не встать вопросы: не является ли показателем духовной нищеты определенного круга людей чрезмерное поклонение техницизму? И как проявляется в сознании современника та высокая, благородная гуманность, нравственность, которая была сутью советского образа жизни? Многие авторы, разрабатывающие эту сложную тему, касаются подобных вопросов вскользь, скороговоркой, отчего не возбуждают в нашей душе волнения и глубокого интереса к своим героям и не способствуют более глубокому пониманию нынешнего человека, а через него - сути происходящих событий в контексте новых социально-политических реалий.