Литература мятежного века - [28]

Русская словесность ХХ века создавалась писателями, вышедшими из недр народной жизни, людьми твердых убеждений, четкого художественного мировоззрения и высокой ответственности за судьбу народа. Она выдвинула новую художественную концепцию мира, в центре которой встал человек труда. Ее несомненность обусловлена той жизненной и художественной правдой, которую она несет в себе, а равно глубиной анализа социально-исторической действительности. Иван Сергеевич Соколов-Микитов так определил новый тип русского писателя: "Я чувствовал неразрывную связь с живой Россией, видел доброе и злое, исчезавшее, что можно было жалеть и любить. Но никогда не чувствовал я пылкой, трагической любви, никогда не волновал меня возглас петербургского поэта: "Россия, нищая Россия!" Я знал и видел Россию кровью моего сердца; жестокие, трагические недостатки, пороки, которыми болел народ, я чувствовал в самом себе. Но, как, быть может, у многих русских, не утративших способности отдавать свое сердце любви, Россия была для меня тем самым миром, в котором я жил, двигался, которым дышал. Я не замечал этой среды России, как рыба не замечает воды, в которой живет, я сам был Россия, человек с печальной, нерадостной судьбою".

Выше отмечалось, что изящная словесность 20-х - начала 70-х годов в своих лучших образцах исполнена высокой духовной и социальной ориентации. Впрочем, крупные писатели и знатоки словесности никогда не скрывали, что в подкладке настоящего художества, отражающего божеское и человеческое, лежат личные и общественные интересы. При сем политика и литература чаще всего перемешиваются друг с другом.

Нам досталась в удел великая культура, которую народ созидал по крупице на протяжении всей своей многовековой истории. В любые периоды истории - консолидации и разобщения, тяжелых испытаний и крутых перемен они, будь-то летописец, сказатель, гусляр или писатель сверяли свою жизнь с судьбой родины, которая была и их личной судьбой. Эта высокая традиция питала художественный процесс мятежного XX века.

Несмотря на острейшие идеологические противоречия, цензурные преграды, постоянное давление извне, русская литература обогатилась настоящими мастерами слова и заботниками Отечества нашего. Вот они - колокола социалистической цивилизации: Максим Горький, Михаил Шолохов, Владимир Маяковский, Александр Блок, Антон Макаренко, Леонид Леонов, Алексей Толстой, Петр Проскурин, Александр Твардовский, Дмитрий Фурманов, Николай Островский, Александр Фадеев, Александр Серафимович, Всеволод Вишневский, Федор Гладков и многие замечательные писатели советской эпохи. Да достаточно и названных имен, чтобы преклониться перед народом, породившем за неполный ХХ век великую литературу.

Глава вторая

ОБРАЗ ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ПРЕКРАСНОГО ЧЕЛОВЕКА

Созидательный пафос социалистического труда явился развитием и углублением того творческого начала, которое было заложено в труде как в естественной потребности человека; в новых условиях это начало выступило как исторически осмысленное и поднятое на более высокую ступень.

Светлый луч народно-этического творчества освещает все необозримое в своем многообразии царство труда. И разве неудивительно, что технология процесса производства в подобных образцах никогда не затмевает поэзию, не иссушает ее, не гасит ее ярких многоцветных красок. Примеров тому более чем достаточно. Обратимся к чудесной песне "Уж мы сеяли, сеяли ленок". О чем поется в ней? Если сознательно упростить, спрямить ее содержание, то можно сказать: в песне этой поется о том, как сеют, как ленок стелют, мочат, сушат, мнут, треплют, чешут, как прядут и как ткут его... То есть здесь показан весь "производственный цикл", в результате которого и появляется на свет льняная рубашка. Таким образом, каждый из названных этапов обработки ленка не несет сам по себе ничего поэтического. Но в данном пересказе песни мы позволили себе недопустимое, а именно: расчленили нерасчленимое художественное целое на его составные элементы. Между тем давно известно, что поэтическое творение, будь то стихи или проза, не поддается разложению на составные части, оно при такой операции перестает существовать как живое поэтическое создание. Следовательно, песню необходимо рассматривать и оценивать лишь как нераздельное целое художественное явление.

При таком подходе мы с первых же слов почувствуем, в чем же здесь чистое золото поэзии, - в восхищении перед процессом труда, перед его результатами. А ведь песня эта сложена не на приволье колхозных или совхозных полей. Есть, на наш взгляд, признак, который позволяет определить возраст ее столетиями, эпохой дохристианской. Именно об этом говорит так ясно звучащий в песне рефреном мотив языческого заклинания: "Ты удайся, удайся, ленок", "Ты удайся, удайся, мой беленький!". При таком весьма почтенном возрасте песня дошла до нас на диво молодой, веселой, жизнерадостной и ясной, как вешний солнечный день. И секрет этого столь завидного долголетия в том, что ее душой является труд, который отличается вечной молодостью, как вечно молоды жизнь и подлинная поэзия... Фольклор явление глубоко народное, а народ - это прежде всего труженик, и, значит, весьма существенным моментом, отображающим его духовную жизнь, его психику и судьбу, тоже должен быть труд. Каково отношение к труду, такова и поэтическая оценка сути труда, его роли и значения в жизни людей, - и это оценка со знаком плюс. Трудовой подвиг способен зажечь поэтический пламень в горячем, чутком любящем сердце художника. Пламень этот может быть и скорбным и гневным, как у Н. Некрасова; он может быть буйным и пышущим, как у В. Маяковского, уподобившего себя заводу, вырабатывающему человеческое счастье; поэтический пламень, может быть героическим, как у Шолохова, и сказочно-причудливым, мажорным, как у П. Бажова.